Ланзерот быстро посмотрел в мою сторону, на Бернарда, заметил снисходительно:

– Это они от страха. Чтоб не даться тебе в руки, взяли и покончили с собой. Ты ведь зверь в бою, знаешь?

– Знаю, – подтвердил Бернард гордо. Оглянулся на меня. – А ты что скажешь?

Я пожал плечами:

– Да ничего. Поспим еще, а то рассвет уже близко.

Бернард фыркнул, а Ланзерот сказал вполголоса:

– Он знает, что, похваставшись, умалит победу.

Я услышал, на душе разлилось нежное тепло. «Видела бы меня принцесса», – мелькнуло в голове. Хоть и застали врасплох, но я показал себя неплохо. Надеюсь, Бернард ей расскажет, что это я троих…

Утром пробудился под птичий щебет. Воздух был сухим, вчерашний дождь остался где-то в другом мире, а здесь земля все такая же сухая и твердая. За деревьями открылся ручей, даже не ручей, как вскоре я обнаружил, а почти речка, кое-где перегороженная бобровыми плотинами, из-за чего в запрудах воды скопилось, как в Цимлянском море.

Коней напоили, сами рыцари не больно спешили искупаться. На меня смотрели с удивлением и подозрением, будто я с п'oтом смывал и божью благодать. Я поспешил поскорее вытереться, пошел седлать коня себе и Бернарду.

Рудольф за моей спиной восхищенно цокнул языком. Я обернулся, священник пошел по воде в самом широком месте. Я протер глаза, вытаращил их, чувствуя, что они у меня выдвигаются, как у хамелеона на стебельках. Вода прогибается под подошвами растоптанных башмаков священника, как молодой ледок… нет, как пленка поверхностного натяжения под лапами жука-плавунца, как под бегущей водомеркой!

Но водомерка на шести или восьми широко расставленных лапах, а священник двигается на задних конечностях, его шатало, я успел подумать, что, если упадет: прорвется ли пленка под его растопыренными пальцами или сухим и острым задом… Ланзерот, Бернард, принцесса и Рудольф с Асмером смотрели с благоговением. Все шевелили губами, Ланзерот перекрестился, а губы Бернарда шлепали, словно что-то жевал. Судя по его просветленному виду, он шептал явно не площадную брань.

– Великий Билл, – сказал я вполголоса, – и его Майкрософт… Как он это делает? Водоотталкивающие подошвы?

Рудольф ответил шепотом, глаза не отрывались от священника:

– Верь, и ты пойдешь по воде.

Я вздрогнул.

– Благодарю. Не стану даже и пробовать.

– А ты призови своих демонов, – посоветовал он злорадно.

– Каких?

– Ты только что называл их имена… Но что они против Бога?

– С нами Бог, – согласился я. – Так кто же против нас?

Рудольф на миг перевел взгляд на меня.

– Прекрасные слова! Кто это сказал?

– Не помню, – пробормотал я. – Помню только: Дойчлянд, Дойчлянд, юбер аллес, юбер аллес, Гот мит унс…

Но Рудольф не слушал, глаза не отрывались от священника, что дошел уже до середины реки. Балахон колыхался, в прозрачной воде видно было, как снуют рыбешки, шарахаются от темной тени, что скользит по оранжевому песчаному дну, как жуткое чудовище.

Священник наклонился, я уж подумал, что высматривает тайные знаки, но худые руки метнулись к воде. Шлепок, брызги, священник разогнулся, в руках билась крупная толстая рыбина.

– Отец небесный, – прошептал Рудольф, – вот это охотник!.. У меня собака была, поверишь, как медведь! Так она тоже вот так часами сидела и била по воде лапами…

– И что? Ловила?

– Еще как!.. У нее ж когти…

Священник выбросил на берег рыбу. Рудольф безуспешно пытался поймать, она выгибалась дугой и с силой отталкивалась от земли, прыгала, скакала. Прибежал Асмер и ловко стукнул рукоятью топора по голове.

Священник поймал еще три, одна другой крупнее. Лицо его сияло торжеством.

Я тихонько спросил Бернарда:

– А как же не убий, не проливай крови?.. Он же не дал тебе оленя пырнуть ножом…

Бернард удивился:

– Так олень же почти человек!.. А это рыба!

– А рыба не…

– У рыбы ж нет крови, – заявил Бернард твердо.

Я посмотрел в его честные глаза, на сияющее лицо священника. Да, здесь «зеленые» появятся не скоро. Как сказал Рудольф, верь – и ты пойдешь по воде. Верь, что убить рыбу – это не убийство, и это не будет убийством. И не зачтется как грех.

Интересная логика. Надо запомнить и как-то воспользоваться.

Пока запрягали волов и выкатывали из зарослей повозку, Бернард и Ланзерот привычно уехали далеко вперед. Мы c повозкой выдвинулись из леса медленно, осторожно. Солнце тут же соскользнуло с зеленых веток на голову и плечи, одинаково дружелюбное к добру и злу на земле.

Впереди долина, кое-где редкие группки деревьев, небольшие холмы. Небо снова чистое, синее, облака белые и взбитые, как свежие сливки. Когда мы провели волов мимо ближайшего холма, я видел, как оттуда с вершины торопливо сполз Бернард, только в ложбинке поднялся и, пригнувшись, бегом вернулся к коню.