Руслан САГАБАЛЯН
АУКЦИОН
– Прости меня, Чу, - сказал Пап обезьянке, сидевшей у него на плече и беззаботно грызшей орех.
– Я вынужден это сделать.
Обезьянка насторожилась, пригнула головку, словно хотела что-то прошептать ему на ухо.
Светило висело низко, над самой крышей гостиницы, а лениво, нехотя согревало планету.
Зеркальные двери бесшумно распахнулись.
За высокой стойкой вяло перебирал четки смуглый гиянин. Увидев приближавшегося Папа, он отложил четки и изобразил на лице улыбку.
– Я вас приветствую на планете Гий. Только что прибыли?
– Да, - сказал Пап и почему-то прибавил: - Пассажирским.
– Вы, разумеется, впервые на Гии... Надолго?
– Не знаю. Как получится...
– Понятно.
– Улыбка словно навечно отпечаталась на лице гиянина. Решили попытать счастья. Сложное это понятие - счастье... сложное. Наверное, и вы наслышаны о нашей планете?
Пап промолчал. Обезьянка грызла орех.
– Видимо, вам нужен номер поменьше?
– осведомился гиянин, мельком взглянув на потрепанные, запылившиеся ботинки Папа.
– Да.
– Величины теряют свое значение перед бесконечностью Космоса. И время тоже... Пусть это вас не смущает.
Гиянин был настроен философски. У Папа от голода сосало под ложечкой.
Обезьянка выплюнула ореховую скорлупу в лицо гиянину. Тот лишь на миг недовольно сморщился и вновь улыбнулся как ни в чем не бывало.
– Извините, - сказал Пап.
– Да что вы, ничего. А что это за животное?
– Это обезьяна с Земли.
– Забавная какая...
"Прости меня, Чу..."
– Я бы хотел продать ее. Где это можно сделать?
Гиянин потянулся через стойку и осторожно коснулся обезьянки.
– Забавная, - повторил он.
– А что она умеет?
Пап снял обезьянку с плеча и, поставив ее на стойку, приказал:
– Чу, покажи, что ты умеешь.
Чу послушно повиновалась. Она сделала стойку на передних лапках, а задние при этом смешно раскачивались в воздухе.
– А теперь покажи, как ходят кокетливые дамы.
Чу, переваливаясь, гордо прошла от одного конца стойки к другому.
– Изобрази Папа. Пап - это я.
Обезьянка прошлась по-стойке, удивительно точно подражая походке хозяина.
– Чу, умри!
Чу легла и неподвижно застыла.
– Можешь показать, что делал гиянин, когда мы зашли?
Обезьянка с готовностью взяла брошенные гиянином четки и с важным видом стала их перебирать.
– Прекрасно, прекрасно!
– захохотал гиянин.
– Кстати, эти четки тоже с Земли, - заметил Пап.
– Что вы говорите!
– Гиянин не глядел на четки. Он гладил обезьянку. Молодчина! Смешное, очень смешное животное.
– Смогу я ее продать?
– Конечно, - с готовностью ответил гиянин.
– Только через аукцион. Другой формы торговли у нас нет. Двадцать пять процентов выручки ваши.
– Двадцать пять?..
– Да. Это не так уж мало. Если вы согласны, оставьте зверька у меня.
– Хорошо.
Обезьянка грызла четки. Пап полез в карман, достал три ореха и положил их на стойку. Чу схватила его палец и стала сосать, причмокивая.
Пап улыбнулся.
– Мы с ней старые друзья, - сказал он.
Гиянин понимающе кивнул и протянул Папу ключ от номера.
Пап в нерешительности стоял у стойки.
– Нельзя ли мне что-нибудь поесть... за счет моей будущей выручки?
Гиянин снова кивнул.
– Разумеется. Вам принесут в номер. Можете поспать. Я вас разбужу перед аукционом.
Обезьянка запищала и прыгнула Папу на плечо.
– Нет, Чу, - сказал Пап, снимая ее с плеча, - ты останешься тут.
Он поставил ее на стойку, но она вцепилась ему в палец и не отпускала.
– Чу, умри!
– приказал Пап.
Обезьянка отпустила палец и послушно легла.
– Есть у вас какая-нибудь коробка?
– спросил Пап у гиянина.
Тот достал из-за стойки круглую жестяную коробку с изображением гостиницы. Открыл крышку. Пап поднял неподвижную Чу, положил ее в коробку и туда же - три ореха. Повернулся и пошел к лифту.
– Здесь вы можете спокойно наблюдать за торгом. У нас все честно.
С этими словами гиянин ввел Папа в небольшую кабину, где были кресло, пульт и светящийся экран.