– Да! Хочу! Но - за настоящие деньги. За старые добрые стекляшки. Вот чего я хочу.
– Артунл потер большим пальцем левой руки правую ладонь; старинный этот жест в Колкорроне означал плату общепринятой валютой - витым стеклом.
– Усек? Стекляшки гони!

– Но тут же на всех - королевский лик!
– запротестовал Кло.

– Я желаю башли тратить, а не стенку ими украшать!
– Артунл обвел колючим взглядом фермеров.
– У кого настоящие деньги?

– У меня.
– Вперед бочком вышел Нарбэйн Эллдер и порылся в кармане.
– У меня при себе две тысячи роялов.

– Давай их сюда! Участок - твой! Может, тебе больше повезет, чем мне. Артунл протянул руку за деньгами, и тут между ними вклинился Бартан Драмме. Он легко раздвинул их, чего не сумел бы сделать в первые дни своей крестьянской жизни.

– Да что с тобой, Рэгг?
– спросил он.
– Нельзя же отдавать землю за бесценок?

– Пускай делает, как ему нравится, - буркнул Эллдер, помахивая кошельком с разноцветными квадратиками.

– Удивляешь ты меня.
– Бартан ткнул его указательным пальцем в грудь. И не стыдно наживаться на соседе, когда у него с головой нелады? Что скажет Джоп, если узнает?
– Бартан с вызовом оглядел мужчин, собравшихся на живописной поляне, под деревьями, которые едва защищали от дождя. Над поселением плыли тяжелые серые облака, и фермеры в мокрых до нитки балахонах-мешках с нахлобученными капюшонами выглядели непривычно, даже жутковато.

– С башкой у меня полный порядок.
– Артунл неприязненно глянул на Бартана и еще больше помрачнел. Было видно, что у него родилась новая мысль.
– Это все ты виноват. Ты нас сюда завел, в эту проклятущую дыру.

– Я тебе очень сочувствую, и сестру твою жалко, - сказал Бартан, - но ты зря торопишься. Надо хорошенько подумать. Ты уже столько сделал - что же теперь, все бросать?

– Да кто ты такой, чтоб меня поучать?
– На побагровевшем лице Артунла появилось недоверие пополам с враждебностью. Точно такое же выражение Бартан встречал на каждом шагу, когда только вступил в общину.
– Да что ты вообще про землю знаешь, господин нанизывальщик бус, господин починяльщик брошей?

– Я знаю, что Лю не должен выторговывать участок, если не может дать настоящую цену. Получается, что на твоей беде он нагреет руки.

– Прикусил бы ты язык.
– Выпятив подбородок, Эллдер подступил к Бартану.
– Что-то ты меня притомил, господин...
– он тщетно поискал свежее оскорбление и был вынужден позаимствовать его у Артунла, - нанизывальщик бус!

Бартан снова обвел глазами толпу в балахонах и, оценив общее настроение, удивился и огорчился: судя по всему, они не остановятся перед насилием. Наличествовал и другой признак, вдребезги разбивавший любые его аргументы: с тех пор как фермеры осели в Логове, они здорово опустились. Всего-навсего за год. Этот год Бартан с Сондевирой прожили вместе, и он видел, как слабеет былой дух товарищества, и его вытесняет заурядное соперничество. Причем удачливые не стеснялись отказывать в помощи невезучим соседям. От авторитета Джопа Тринчила не осталось и следа - что не могло не сказаться на его физическом и психическом здоровье. Он съежился, зачах и, ясное дело, уже не мог объединять свою паству. Джопа редко видели за пределами его участка. Бартан никак не ожидал, что старика Тринчила - задиру и грубияна - постигнет такая участь. Казалось, с его уходом в анахореты община потеряла цель жизни.

– Я давно не нанизываю бусы, - резким тоном сообщил Бартан промокшему под дождем сборищу.
– О чем весьма сожалею, потому что с помощью любимой иголки и нитки я мог бы сделать ожерелье из ваших мозгов. Тонюсенькое такое ожерельице.

Эти слова потонули в реве двух десятков глоток, глухом и злобном, как рык буйных волн на узкой косе. Но селективные рефлексы позволили мозгу выделить одну-единственную фразу: "Зря ты, придурок, не разжился поясом целомудрия".

– Кто это сказал?
– выкрикнул Бартан и чуть не потянулся за мечом, которого отродясь не носил.

Сумрачные арки нескольких капюшонов повернулись друг к другу, затем снова - к Бартану.

– А что такого?
– прозвучал чей-то радостно-озабоченный голос.

– Скажи-ка, парень, молодой Глэйв Тринчил еще не надорвался тебе пособлять?
– осведомился другой.
– Коли он силенки подрастерял, зови меня. Уж я-то вспашу так вспашу, это всякий знает.

Бартан едва не бросился на злоязычного пахаря с кулаками, но здравомыслие и осторожность удержали его на месте. Крестьяне, как всегда, одержали над ним верх, ибо известно: дюжина дубин всегда одолеет короткий меч. Община берегла убогие словесные штампы как фамильные драгоценности, а невежество служило им надежнейшим доспехом.

– Господа, надеюсь, вы не слишком расстроитесь, если я вас покину. Бартан помолчал, надеясь, что домыслы на сексуальную тему слегка разрядили обстановку, однако внешне это ничем не подтверждалось.
– У меня дела на рынке.

– Я с тобой, если ты не против, - перешел на его сторону Орайс Шоум, бродячий батрак, прижившийся в общине. Он был молод, с диковатым взглядом и где-то почти целиком потерял ухо, но дурных отзывов Бартан о нем не слышал, а потому не стал возражать против его общества.

– О чем разговор. Но разве Элрахен тебя не ждет?

Шоум поднял маленькую котомку.

– Я теперь снова вольная птица. Не хочу тут засиживаться.

– Понятно.
– Бартан запахнул на шее клеенчатый капюшон и взобрался на козлы. Теплый дождь все еще лил как из ведра, но на западе с каждой минутой ширилась желтоватая полоска. Значит, скоро распогодится.

Шоум сел рядом. Бартан дернул вожжи, и фургон тронулся в путь. Прилизанные дождем лопатки синерога мерно поднимались и опускались. Бартана одолевали мысли о жене; поймав себя на этом, он решил отвлечься беседой с попутчиком.