Он не знал, что ему искать. Можно, конечно, усадить к аппарату кого-то из мальчишек и пошарить, не найдется ли чего-то «остаточного»… Но если бы жоть знать, какие бывают в таком случае спектрограммы! Ведь Руслану приходилось иметь дело только с абсолютно нормальными людьми, продававшими крохотные кусочки своей жизни за ощутимую плату… только нормальные воспоминания он обрабатывал… А тут какие?…

– Слушай, брат, ты сейчас очень занят? – спросила Тимурова голова, просунувшись в дверь. – Сделай милость, спустись вниз, к охране! Сейчас должны подъехать за детьми, встреть, приведи сюда!

– Хорошо, брат, – недоумевая, почему бы Тимуру не спуститься самому, ответил Руслан, встал из-за компьютера и вышел в коридор.

Он шел к лифту медленно, что-то ему не нравилась тишина в «Мнемозине». Она не нравилась подсознательно, тревога все не могла оформиться во внятный образ, и вдруг это произошло. Не хватало шагов Тимура!

Тимур должен был отойти от двери Русланова рабочего кабинета… или же войти в него, тихо прикрыв эту дверь за собой…

Но что он забыл в чужом кабинете?

Руслан повернулся и на цыпочках подошел к двери.

Внутри что-то упало…

Руслар распахнул дверь и увидел Тимура на корточках. Он тянулся рукой под стол… что-то закатилось под стол…

А прямо перед глазами было кресло странных очертаний. Руслан даже не сразу признал то самое кресло, куда он усаживал доноров памяти. Тимур выкатил его из угла и приспособил поближе к рабочему столу, чего обычно никто не делал. Откидывающееся сиденье было опущено очень низко… для кого?…

Тимур резко повернулся и приоткрыл рот – возможно, чтобы объяснить свое поведение.

Но объяснений не потребовалось.

Руслан увидел большой плоский монитор своего компьютера. Почему-то непроглядно черный.

Дурацкий вопрос чуть было не выскочил: ты что, сломал машину? Беспокеойство за дорогой комп с бесценной начинкой на секунду оказалось сильнее всех прочих чувств. И это беспокойство внезапно обострило чувства – Руслан услышал характерное ворчание работающей машины, а потом по экрану зазмеилась серебристо-серая ниточка, в которой он даже не сразу признал нить спектрограммы. Те программа показывала яркими, веселыми, как раскраска детских игрушек. И еще одна нить побежала почти параллельно, и еще одна…

Работая над квазиками и выверяя с оператором спектрограммы по тексту сценария, Руслан никогда не видел таких тусклых ниточек… никогда?…

Нет же, видел!

Когда только-только пришел в «Мнемозину»! Ему объясняли, почему из памяти нужно убирать активизированные блоки… они чем-то были опасны…

Вспомнил.

Серебристо-серые нити, почти прямые, принадлежали безымянной женщине, в возрасте двух лет пережившей клиническую смерть.

Воспоминание об этом до сеанса сдачи фрагмента детской памяти сидело у женщины в таких глубинах подсознания, откуда вовеки бы само не вылезло в чистом виде, а разве что в условных образах сновидений. Сеанс активизировал его – и пришлось аккуратно вырезать эту беду. Но если подсадить совершенно здоровому человеку блок, в котором имеется эта спектрограмма? Аккуратненько прицепив его к блоку с лошадками, или с лодочками, или с белочками?…

Кажется, речь шла о сильнейшем припадке удушья? Вплоть до смерти?…

Кабинеты в «Мнемозине» закрывались индивидуальными электронными ключами – пластиковыми карточками. В этом был смысл – однажды успели запереть офисного воришку, который в хорошем костюме и с дорогим кейсом шастал по коридорам учреждений, где никто не знает соседей снизу и сверху, и прихватывал в кабинетах, что плохо лежит.

Даже имея похожую карточку, изнутри запертого кабинета не выдерешься. Замок открывается и запирается только снаружи.

Сделав это доброе, хотя и грозящее увольнением дело, Руслан побежал к кабинету Тимура. Тот не был заперт. И обнаружился знакомый пейзаж – кресло, отрегулированное под ребенка, и компьютер, на экран которого вытащена нехорошая спектрограмма.

– Та-ак… – сказал Руслан.

Сценарий в общих чертах был понятен: пока лопух Руслан будет ждать внизу тех, кто приедет за детьми, Тимур во всех доступных кабинетах наладит оборудование, при помощи которого мнеморедакторы работают с донорами. Но перестроит со «входа» на «выход», с приема и обработки информации – на ее трансляцию…

А потом…

Потом, возможно, будет премия откуда-то сверху. Но, скорее всего, просто исчезнут из памяти все воспоминания об этой ночи. Оно и гуманно – зачем оставлять человеку память о дюжине убитых ребятишек?

Если Тимуру явно подсажен какой-то сторож информации, то почему бы не быть такому сторожу и у Руслана?

Возможен и такой вариент, что он сам на коленях будет умолять, чтобы ему выскребли из памяти эту ночь.

Гарибчик!

Что на самом деле с ребенком – неизвестно, но сама мысль о том, что ему на головку наденут специально подрегулированный обруч, на ручки – манжеты, была хуже всякой шизофрении и паранойи!