–  Работать, стало быть, не умеем? Не умеем, стало быть?
– спросил Михалыч.

–  Он нас учить приехал, - усмехнулся Вася.
– По собственному желанию из города Саратова.

Иван молчал. Слушал спокойно, покуривал, не глядя на Сергея. А Сергей очень хотел, чтобы он заговорил. Чтобы высказался, заспорил, чтобы выложил обиды. Вот тогда бы он прижал его доводами, уничтожил, высмеял, заставил бы замолчать, но Иван только слушал.

И Еленка слушала. Сидела напротив, ловя каждое слово, пытаясь понять, разобраться. Сергей все время видел ее, чувствовал ее напряжение и поэтому тянул, всеми силами тянул Ивана на спор.

–  Учиться никому не вредно, - еще резче продолжал он.
– Вы тут добренькие очень: свояк свояка видит издалека. А работа этого не любит. Работа злость любит.

Он повторялся, талдычил одно и то же, понимал это, злился, но новые аргументы упорно не лезли в голову. И замолчать уже было нельзя, потому что чересчур уж невозмутимым, чересчур спокойным и уверенным был Иван.

–  Вы что, не видите, какой бой идет? По всей стране - сражение. За новое отношение к труду. Деловое отношение.
– Он очень обрадовался, что нашел наконец нужное слово.
– Деловое! И деловые люди сегодня все должны определять. А деловому человеку нежности всякие ни к чему. И пусть поначалу жестоко, пусть слабенькие там всякие, пусть страдают…

–  А зачем?
– негромко спросил Иван.

–  Зачем? А затем, что вы как кандалы на ногах у нас. Висите, путаете, темпы снижаете…

–  Чего - темпы?
– все так же негромко, спокойно допытывался Иван.

–  Чего? Построения коммунизма, вот чего!…

–  Так ведь коммунизм - это не павильон на выставке, - сказал Иван.

От неожиданности Сергей не нашелся что сказать, да так и остался с открытым ртом.

–  Правильно!
– радостно крикнул Вася.
– Точно вы ему врезали, Иван Трофимыч!

–  Чтобы радостно всем, - зачастил Михалыч.
– Чтоб справедливость, чтоб уважение было!

–  И чтобы без таких, как ты!
– вдруг с ненавистью выкрикнул Вася.
– На порог таких не пустим!

–  Да, парень, опять ты не в ту сторону тельняшку рванул, - с усмешкой сказал плотовщик.
– Играешь по-крупному, к банку, понимаешь ли, рвешься, а сам как был, так и остался: весь мокрый и рупь в руке.

За столом дружно рассмеялись. Даже сидевший поодаль Степаныч пронзительно захихикал:

–  Рупь в руке! Точно про него! Ну, точно! Он ведь, это, ко мне бегал, мужики, да! Просил, значит, чтоб я не жаловался. Рупь в руке!…

Отсмеялись. Иван сказал тихо:

–  Ты прости нас, Паша. Забылись.

–  Ничего. Он веселье любил…

Сергей, путаясь и злясь, пытался что-то сказать - его уже не слушали. Плотовщик встал, заглушил басом:

–  Одно могу сказать тебе, парень: ступай-ка ты к Николай Николаевичу, пока, понимаешь ли, не поздно. И просись отсюда… по собственному желанию.

И стал прощаться с хозяйкой. Сергей крикнул Еленке:

–  Пошли!

Еленка молча затрясла головой, отвернулась. Сергей растерянно топтался у дверей.

–  Ну, что ты? Ну, кому говорю?…

–  А она - не хочет, - сказала Лида, загородив Еленку.
– Не жена еще, не командуй.

–  А ты на нее рапортичку напиши!
– крикнул Вася.

Сергей вышел, остервенело хлопнув дверью.

–  Ну вот и хорошо, - сказала Лида.
– Может, чайку кому? Налить, Еленка?

Еленка вдруг вскочила, в упор, отчаянно глядя на Ивана. Губы ее прыгали, и слова не получались, и она, оттолкнув Лидуху, выбежала из комнаты.

"Семнадцатый" медленно тащился по реке, волоча огромную баржу, набитую предназначенным на убой скотом. Испуганные животные ревели, толкались, наваливались на трещавшие перегородки. Лохматый мужик, матерно ругаясь, щелкал бичом.

–  Ползем, - злился Сергей.
– Ну, как на вчерашних похоронах, ей-богу…

Утром он сбегал в партком, потолковал с Пахомовым. Вернулся, сияя:

–  Нас в Юрьевец посылают. За корреспондентом этим, из "Водника".

А баржа еле ползла. "Семнадцатый" выбивался из сил, но скорость не увеличивалась. И Сергей очень боялся, что не поспеет и в Юрьевец пошлют другого.

–  Ой, ползем!…

Еленка не слышала его. Из головы не выходил вчерашний день, деловитый стук молотка, осунувшееся лицо Ивана, разговор за столом и смех - презрительный, уничтожающий, победный. Еленка делала все, что должна была делать, но делала словно во сне, не слыша и не замечая ничего вокруг.

Приемный пункт "Заготскота" был почти напротив деревни, где вчера справляли поминки. Берег здесь круто уходил вверх, под ним притулилась дощатая пристань. Сергей долго подводил к ней баржу, стараясь как можно мягче коснуться ветхого сооружения. Лохматый шкипер и пожилая женщина-матрос канителились с чалкой, баржу занесло, потом с ходу сунуло в устои. Пристань заскрипела, Сергей заорал: