–  Здорово, капитан, - сорванным голосом сказал он.
– Слыхал уж и про беду твою, и про удачу.

Старик крепко пожал им руки, они сели, и Иван спросил с удивлением:

–  Что сипишь-то, Игнат Григорьич? Простыл?

–  Да вот… - Старик покашлял, покосился на занавеску, помял пальцами большой, заросший седой куделью кадык.
– Должно, так…

–  Где там!
– крикнула из кухни старуха.
– Напился в Петров день да все песни играл, как молодой!

Старик смущенно крякнул, но спорить не стал. Закурил предложенную Иваном папиросу, глянул на Сергея выцветшими, но еще по-молодому пристальными глазами:

–  Волгарь?

–  Саратовский.

–  Или там работы нет?

–  Работа везде есть, - осторожно ответил Сергей.

–  Посторонитесь-ко, - сказала Еленка, внося кипящий самовар.

Она поставила самовар на стол, опять пошла на кухню. Старик крикнул вдогонку:

–  Мать, а мать, пошуруй-ка в шкапчике!…

–  Шурую, - отозвалась старуха.
– Ты уж тут так прошуровал, что и глядеть-то не на что.

–  Не надо, Игнат Григорьич, - поспешно сказал Иван.
– Не хлопочите.

–  Твое дело, Ваня, гостевое, - сказал шкипер, вставая.
– А нам для знакомства обычай велит.

Он прошел на кухню. Сергей ударил кулаком в ладонь, зашипел:

–  Неладно получается, капитан. Старики, понимаешь, шуруют, а мы… Давай я сбегаю?

–  Ох, напрасно все это!
– вздохнул Иван.
– Не к месту, не ко времени… Да и не достанешь уже: закрыто.

–  Это я-то не достану?
– улыбнулся Сергей.
– Засекай время, капитан…

В дверях он столкнулся со шкипером: старик торжественно нес четвертинку:

–  Такой, стало быть, нынче улов, мужики… Ты куда это, парень?

–  Четверть часа поскучайте, - сказал Сергей и вышел.

Он вернулся быстрее, чем обещал: вошел красный, запыхавшийся, но довольный. Молча поставил на стол бутылку, сел слева от шкипера.

–  Выпить захочется - так и парилка не нужна, - улыбнулся старик.

Стол был уже накрыт: сопел самовар, стояли стаканы, соленая щука, вяленый лещ, грузди прошлогоднего засола - уже склеенные, пожухлые, моченая брусника, отварные, крепенькие - одна к одной - сыроежки в уксусе.

–  Все теперь на вино горазды, - сказала старуха.
– Что мужики пьют да бабам подносят - это не удивительно, а вот что бабы пьют да мужикам подносят - это уж совсем на удивление.

–  Вот я тебе, мать, и поднесу, чтоб меньше удивлялась, - улыбнулся шкипер и налил старухе на донышко граненого стакана.
– Ну, гости дорогие, выпьем, как говорится, за хлеб да за сено, за пол да за стены, за мышку, за кошку, за нашу дворняжку да за козу Машку.

Мужчины выпили, а женщины только пригубили и тут же отставили стаканы подальше.

–  Кушайте, гости дорогие, - сказала старуха и, отломив корочку хлеба, стала жевать ее передними уцелевшими зубами.

Еленка ухаживала за ней, выбирая кусочки помягче и повкуснее. Авдотья Кузьминична принимала эти знаки внимания с царственной невозмутимостью.

–  Мы с тобой на той неделе по чернику пойдем, - сказала она.
– Как, Иван, отпустишь матроса-то?

–  Да какая тебе черника сейчас!
– засмеялся шкипер.
– Ноги убьете да комаров покормите - вот и вся добыча.

–  Сегодня у нас что?
– спросила Авдотья Кузьминична и сама же важно пояснила: - Сегодня у нас семнадцатое, по-старому - день Андрея Наливы и память иконы божьей матери Ганатской. Через четыре дня - Казанская. А на Казанскую, считай, так: поспела черника, поспела и рожь. Зажинки в старину начинались, песни по вечерам молодежь играла, и хороводы водили в поле.

–  Это же когда было-то, мать?
– улыбаясь, спросил шкипер.
– Это тогда было, когда мы еще без химии жили. А теперь все смешалось и календарь твой недействительный.

–  То не мой календарь, а божий, - строго сказала старуха.
– Земля по божьему календарю творит.

–  Ну, насчет приметы это верно, - сказал старик, сдаваясь.
– Коли черника, то и рожь. Это верно.

–  А насчет леща какая примета, Игнат Григорьич?
– спросил Иван.
– Пообещал я, понимаешь, Никифорову мальчонке…

–  Лещ вообще-то берет, - сказал шкипер.
– Однако жара стоит, звон в воздухе, а он этого не любит. В глубину ушел, к стрежню поближе. Попробуй с плотов, что против Никольских островов зачалены.

–  А на приваду что?

–  Кашку свари покруче: пшенку либо перловку. Анисовых капель добавь маленько, чтобы дух по воде шел. А червей я тебе дам.

Червей старик разводил сам в железном ящике, подсыпал им мучицы и спитого чаю, раз в два дня поливал разведенным молоком. Черви у него росли крупные, вертлявые, ярко-красные - один в один, не в пример бледным и тощим обитателям супесных берегов.