Нарихира осторожно растолкал его и попросил отвести и его самого, и Минамото Юкинари в предназначенные им кельи, поскольку давно уже наступил час Быка. Равным образом он велел монаху позаботиться об отце настоятеле. Юкинари тоже вышел и осторожно задвинул занавеску.

– Хотелось бы, чтобы к утру метель угомонилась, – сказал ему на прощание Нарихира. – Тогда бы мы вместе двинулись в путь. Я должен поскорее оказаться в Хэйане!

Но когда монах, проводив их, вернулся к настоятелю, чтобы потеплее укрыть его, обнаружилось, что тот давно не спит. И более того – вид у старика был весьма удрученный. Очевидно, он думал о вещах неприятных.

– Позови сюда монаха Бэнкея, – внезапно, словно приняв нелегкое решение, приказал настоятель.

Вскоре монах Бэнкей явился на зов и молча встал у дверей. Настоятель без единого слова привета посмотрел на него и чуть заметно кивнул. И в широких его плечах, и в обнаженных, не по-монашески жилистых и мускулистых руках, и в неподвижном, грубоватой лепки лице, и в осанке высокого, статного Бэнкея чувствовалось непоколебимое спокойствие. Взгляд настоятеля немного прояснился – видимо, он в последний раз взвесил обстоятельства и одобрил свой выбор.

– Я позвал тебя, Бэнкей, выполняя наш давний уговор, – сказал настоятель. – В монастыре гости – молодой человек из рода Фудзивара и молодой человек из рода Минамото. К утру метель уляжется и наши гости двинутся в дорогу. Ты пойдешь за ними следом и будешь их охранять. Один из них, насколько я понимаю, накликал на себя сегодня страшную опасность. Ты дождешься того мига, когда эта опасность станет явной, и спасешь его. А потом ты вернешься обратно в монастырь.

Не окончилась еще последняя четверть часа Дракона, когда монастырские ворота отворились, выпуская красивую , похожую на маленький храм повозку, в которой ехал Фудзивара Нарихира, затем его свиту, Минамото Юкинари вместе с кэраями его отца, а также носилки с Норико и госпожой кошкой.

А незадолго до того через потайную калитку незаметно выбрался Бэнкей.

– Вот видишь, я же говорил, что к утру метель окончится! радостно восклицал Нарихира, высовываясь из повозки. – Это была последняя зимняя метель, и теперь-то можно считать, что весна уже наступила!

– Если учесть, что мы спускаемся в долину, защищенную от ветров, где скоро соберутся цвести вишни, то для господина Фудзивара Нарихира через день настанет и лето, – шепнул Кэнске своему молодому господину.

– Как охраняли ночью Норико? – строго спросил Юкинари. – И довольны ли мои кэраи?

– Кэраи сыты и готовы вам служить, – понимая, как юному господину хочется блеснуть повадкой опытного хозяина перед старшим приятелем, отвечал Кэнске. – Что касается Норико – я обещал молодому господину, что сам лягу на пороге, и действительно там спал, хотя и здорово дуло. А потом госпожу кошку и Норико как следует накормили утром и посадили в повозку вместе. Не угодно ли взглянуть на госпожу кошку? Ветра нет, потеплело, можно спокойно поднять занавеску – никакая простуда ей не угрожает.

В доказательство Кэнске подъехал к носилкам и заглянул в них.

– Спит! – воскликнул он. – Норико опять заснула! Но и во сне прижимает к себе госпожу кошку. Видна только белая лапка.

– Ну, разбудить девчонку несложно, – отвечал Юкинари. Нарихира-сан, не угодно ли взглянуть на госпожу кошку? Клянусь, при дворе таких нет. Отец утверждает, что никогда в жизни не видел трехцветной кошки.

После ночного спора приятели обращались друг к другу суше обычного, причем Нарихира чувствовал себя как бы обиженным и, обращаясь к Юкинари, всячески подчеркивал, что он, представитель знатнейшего в Японии рода, да еще его северной ветви, которая решает судьбы государей, сам, добровольно, делает первые шаги к примирению. А Юкинари, вспоминая размолвку, чувствовал себя крайне неловко. Созерцание предназначенной для увеселения государя кошки могло опять подружить его с Нарихира.

– Госпожа кошка, которая служит в покоях госпожи Сигейся, черная с белой грудкой, и я прекрасно знаю ее, Юкинари-сан, – похвастался молодой придворный завидным знакомством в свите одной из младших государынь. – Более того, недавно мы во дворце Сигейся весь вечер сочиняли стихи, посвященные именно этой госпоже кошке. Особенно отличилась сама госпожа Сигейся. Когда приедем в Хэйан, я дам тебе почитать стихи, сочиненные тем вечером. Госпожа Сигейся велела своим дамам переписать их для всех гостей на хорошей бумаге. А одну копию подарила государю. Знаешь ли ты, что государь после этого изволил завтракать в покоях госпожи Сигейся, держа ее кошку за пазухой? И присвоил ей титул «мебу» – представляешь, кошке теперь оказывается такой же почет, как придворной даме пятого или даже четвертого ранга!

– До нас почти не доходят придворные новости, – с явным огорчением сказал Юкинари. – Я понимаю, что нашей кошке далеко до влиятельной госпожи мебу-но омото из дворца Сигейся, и стихов о ней никто еще не сочинял, но не угодно ли тебе, Нарихира-сан все же взглянуть на нее?

– Для этого придется вылезать из повозки. Посмотри, какой снег!

Повозка уже выбралась на открытое место и хотя с трудом, но без риска для жизни молодого придворного, катила по прямой и заснеженной дороге.

– Вовсе не обязательно. Я прикажу Норико выйти из носилок и подать кошку к тебе в повозку. Полагаю, ей это не повредит, – имея в виду, конечно же, кошку, отвечал Юкинари.