–  Нет, Ваше Величество, ничего.

Медеан вздохнула и отвела взгляд:

–  Ах, Пешек, как мне жаль вас.

–  Простите, Ваше Величество?

–  Как она смогла убедить тебя?
– Взгляд Медеан переместился с жаровни на чашку, а потом на скатерть. Только не смотреть в его глаза. Она не могла видеть, как эти ясные знакомые глаза будут ей лгать.
– Она сказала тебе, что я помешалась? Что Изавальта в опасности из-за моей слабости?

–  Ваше Величество...

У Медеан комок стоял в горле. Она отхлебнула кофе и, хотя напиток был разбавлен сахарным сиропом, ощутила на языке жгучую горечь.

–  Наверное, она даже сказала, что это я виновата в болезни Микеля?

–  Никто не говорил мне этого, Ваше Величество, - негромко ответил Пешек.
– Кроме вас.

Силы изменили Медеан. Чашка выскользнула из ее пальцев, выплеснув на белую скатерть порцию мутной жидкости, затем покачнулась на краю стола и упала на пол, разбившись вдребезги. Слуги опять засуетились, бесшумно навели порядок и принесли новую чашку, в которую налили новый кофе. Через секунду ничто не напоминало о маленьком происшествии.

Медеан смотрела на все это и не видела. Она видела только Пешека, сидящего напротив за столом, где он сидел столько раз.

–  Но почему, Пешек? Почему ты предал меня?

Его глаза блеснули в свете жаровни, стоявшей возле кресла.

–  Если бы у меня действительно был выбор, Ваше Величество, я никогда не предал бы вас.

Медеан ударила кулаком по столу.

–  И куда же он делся, этот выбор?
– Она широко раскинула руки, словно бы обращаясь ко всему свету.
– Какая болезнь, какие чары так истощили твою душу, что ты не можешь верно сделать выбор между Хастинапурой и Изавальтой?

Пешек встал. Его челюсти задвигались, словно пережевывая обуревавшие его чувства. Какая-то фрейлина ахнула от изумления. Пешек обошел вокруг стола и медленно, не сводя глаз с Медеан, опустился перед ней на колени.

–  Ваше Величество, ваш страх перед Хастинапурой необоснован. Они хотят мира, и предложения их искренни.
– Он дрожащими пальцами коснулся подола ее платья в знак полной покорности императорской власти. Медеан вцепилась в ручки кресла.
– Вас дезинформировали, Ваше Величество, играя на ваших страхах. Вот что ослабляет государство. Если бы мне удалось убедить вас прислушаться к мнению Совета лордов, а не...

Ладони Медеан, еще не до конца зажившие, нестерпимо болели от соприкосновения с деревом, но она не ослабила хватку.

–  А не к кому, Пешек?

Пешек выпустил ее подол, но остался на коленях. Он поднял голову и взглянул ей прямо в глаза - вольность, которой Медеан не потерпела бы ни от кого больше.

–  Не к лорду-чародею, Ваше Величество, - ответил Пешек недрогнувшим голосом.
– Он преследует только свои личные цели. Я могу показать вам письма, бумаги, предоставить все доказательства того, что...

"Я не стану этого слушать". Медеан встала с кресла и пошла прочь от этой лживой покорности.

–  Калами единственный поддержал меня, когда все другие отвернулись, сказала она, глядя в стену. Она не могла больше смотреть на Пешека на фоне этого жуткого огня, из которого слышался смех Феникса.
– Он верен мне больше, чем кто бы то ни было. Он говорил мне правду тогда, когда вокруг были только трусость и лесть И теперь, когда даже ты сговорился с Анандой, его сердце и мысли тверды.
– Кулаки Медеан сжимались и разжимались, словно порываясь схватить что-то, смять и разорвать.
– Как ты смеешь в чем-то его обвинять!

–  Смею, потому что знаю правду.

Медеан сгорбилась. Несмотря на холод и снег, шепчущий голос Жар-птицы все равно звучал в голове, и этот шепот разжигал ее отчаяние, как сухое дерево.

Через минуту она подняла голову и обернулась к Пешеку. Годами верной службы, что предшествовали его падению, он заслужил хотя бы это.

–  Я хотела, чтобы вы были рядом, когда я верну дочери Аваназия то, что принадлежит ей от рождения. Я надеялась, что вы будете приветствовать ее вместе со мною и расскажете ей об империи, о ее отце и о ее роли в истории государства.

Пешек опустил взгляд:

–  Простите, Ваше Величество. Теперь я понял, как жестоко ошибся.

–  Слишком поздно, лорд Пешек.

–  Да, я понимаю.

Пешек тяжело, по-стариковски, поднялся на ноги, отряхнул колени и одернул полы кафтана. Даже теперь он заботился о своей наружности.

–  До суда вы будете находиться под стражей в отведенных вам комнатах, изрекла Медеан.

Пешек поклонился, признавая ее право распоряжаться им по своему желанию.

–  Я могу идти, Ваше Величество? Кажется, я уже не голоден.