Андрей успокоился, снова стал самим собой, в глазах погасла лихорадочность, движения стали сдержанными, лицо застыло в привычной маске твердости и уверенности. Таким знал его Вадим. Почти таким. Что-то новое появилось в глазах "командора". Новое было тревожным. Не добрым. Иначе не приковывало бы взгляда...

– Понимаешь, Вадик, - уже спокойно сказал Андрей, - я не вижу аргументов против того, что наговорил тебе. Хотел послушать тебя, а разболтался сам... Этот разговор был не нужен вовсе.

Вадим ответил ему с грустной уверенностью:

– У тебя что-то случилось. Серьезное? Не хочешь говорить, не нужно. Только... если это то, что я думаю...

– Ну, - разрешил Андрей.

– Ты остался один...? Я имею в виду твой вариант...

– Нет, я не один, - сказал Андрей, и тон означал, что тема исчерпана.
– Я уезжаю. Надолго. Кое-кто из наших, возможно, тоже уедет. Постарайся с ними не встречаться. Так надо.

Вадим робко спросил:

– Чем-нибудь я могу... помочь тебе?

Андрей помолчал.

– Можешь. Новый телефон Ольги у тебя есть?

Вадим торопливо рылся в записной книжке.

– Есть. Записывай.

– Говори.

Вадим вспомнил, что Андрей никогда не записывал телефоны. Это была часть его системы.

Оба они расстались с предчувствием, что виделись последний раз.

Минут пятнадцать стоял Андрей у телефонной будки, пропустил очередь раз пять. Затем вошел. Набрал номер. Телефон Ольги был занят. Он повесил трубку и пошел прочь.

3. Телефоны

Прошло пять дней. На шестой вечером в квартире Константина зазвонил телефон. Сначала его никто не услышал, так было шумно. Потом девица в голубом платье пропищала:

– Костик, да телефон же!

Константин вышел в коридор. Снял трубку. Вяло ответил.

– Костя, это я, привет!

– Коля?

Обрадованный, что узнан, Коля захихикал.

– У тебя ничего?

– Ничего, - ответил Константин.

– У меня тоже... всё тихо.

Коля покашлял в трубку. Разговор не клеился.

– Знаешь, я сидел, сидел в своей комнате, что-то тошно стало.

– Откуда звонишь?

– Из будки. На углу которая. Я тебе помешал?

– Да нет...

Коля усиленно сопел в трубку.

– Слушай, Кость, если я спрошу, ответишь честно?

– Спрашивай, - сказал Константин, вздохнув.

– Ты... это... ну... ведь презираешь меня? Да?

– Чего?
– изумился Константин.

– Ты не отпирайся, Костя! Я знаю! И вообще, это правильно...

Константин закричал в трубку:

– Ты чего там мелешь! Выпил?

– Нет! Честное слово, нет!
– заоправдывался Коля.
– Ты только подожди, не бросай трубку, я хочу сказать, поговорить... по-другому-то ведь не получится, по телефону только... А я не выпивал, честное слово! Мне нельзя выпивать, у меня язва двенадцатиперстной кишки... Спирт только можно немного. А где его возьмешь... Дорогой... А вина нельзя, сразу кишки резать начинает... и острого ничего нельзя... огуречный рассол, например, вкуснятина, а нельзя.

Коля тараторил.

– У тебя язва?
– рассеянно спросил Константин.
– Я не знал...

Наверное, никто не знал.

– Слушай, Костя, - продолжал Коля торопливо, словно боялся, что не успеет сказать, что его не дослушают...
– Знаешь, я думал, что не люблю тебя! Правда! Я так думал! А вот сегодня сидел и понял, что я просто завидовал, как самый последний подонок завидовал... Я тебе всё скажу, понимаешь, мне надо сказать... Помнишь, юбилей наш отмечали, ты колбасы принес, я такой в жись не видел... сервилат называется. У меня потом всю ночь кишка болела, я еще выпил тогда... за юбилей... И я тебе завидовал... У тебя костюмы всякие... и я тоже завидовал. Я когда один, учился говорить, как ты, ну так, с юмором, у меня ничего не получалось, и я тоже завидовал... Ты этого не знал, но ты презирал меня... и правильно! Я подонок... был...

– Подожди, Коля, подожди!
– пытался остановить его Константин, стараясь справиться с чем-то досадным в себе, что появилось захватило, жгло...

– Нет, нет, я еще не всё... Когда Андрей вариант свой сказал, я испугался, но я назло тебе согласился... Нет, не так... Я думал, ты не пойдешь. Я себе сказал: "Он не пойдет, а я пойду!" А ты тоже... Мне, честное слово, стыдно! Потом ты говорил, что в комнате свинство... Это ты правильно. Человек всегда должен быть аккуратным, но ведь, понимаешь, я еще в кочегарке работаю, сорок восемь часов в неделю. Накидаешься лопатой, придешь, руки не поднимаются, и зубрить надо... Не, я не оправдываюсь... то есть я пытаюсь оправдаться, чтоб ты понял... Знаешь, я решил, если всё... ну... пройдет хорошо, я по-новому жить буду! У нас теперь неизвестно как будет, так я решил... чтобы на душе чисто было, вот... Он снова засопел в трубку.