– Вылазим, – сказал он.

Мы вышли на платформу.

Пижон проснулся и сунул руку в карман. Затем выбрался на платформу, подошел к Рою и заявил:

– Ну ладно, чувак, гони обратно мои деньги.

Рой пожал плечами и успокаивающе поднял руки вверх:

– Какие деньги? О чем ты вообще?

– Ты отлично знаешь, чёрт подери, о чем я! Ты лазил по моим карманам.

Рой протестующе и, как бы в замешательстве, снова развел руками:

– Да о чем ты таком болтаешь? Я твоих денег в глаза не видел.

– А я тебя здесь, на этой линии вижу каждую ночь. Это твой обычный рабочий маршрут.

Он повернулся и ткнул в меня пальцем:

– А вот и твой сообщник рядом стоит. Ну что, отдашь ты, наконец, мои бабки или нет?

– Какие бабки?

– О`кей, извини. Только не напрягайся. Вернемся вместе обратно в город, может оно и к лучшему.

Неожиданно парень обеими руками вцепился в карманы Роевской куртки.

– Сукин ты сын! – заорал он. – Гони мои бабки!

Рой ударил его по лицу и сбил с ног.

– Какого ты… – рявкнул он, и наигранная маска озадаченного миротворца слетела с его лица, как увядший лист с дерева. – Убери от меня свои поганые руки!

Машинист, увидев разгоравшуюся драку, задержал отправление поезда, чтобы никто не свалился на рельсы.

– Мотаем отсюда, – сказал я. Мы быстро зашагали к выходу. Парень поднялся и рванул за нами. Обхватив сзади Роя, сжал его мертвой хваткой. Рой отчаянно брыкался, но никак не мог вырваться, даже пукнул от перенапряжения.

– Убери от меня на хрен этого лоха! – заорал он.

Я дважды двинул парню по физиономии. Его пальцы разжались, он упал на колени.

– Выруби его на хуй, – продолжал орать Рой.

Удар ногой пришёлся пижону в бок, и я почувствовал как хрустнули ребра. Тот, скуля, схватился за это место обеими руками.

– На помощь! – закричал он, даже не пытаясь приподняться.

– Ноги, – крикнул я, услышав на дальнем конце платформы переливчатый полицейский свисток.

Парень продолжал лежать, держась за бок, и через равные промежутки кричал:

– Помогите!

Слегка моросил дождь. Я выбежал на улицу, и подскользнувшись, растянулся на мокром тротуаре. Встав у закрытой бензоколонки, мы посмотрели обратно на эстакаду.

– Ну что, идем, – предложил я.

– Они нас видели.

– Тогда мы не можем здесь оставаться.

Пошли пехом. Я заметил, что во рту совершенно пересохло. Из нагрудного кармана рубашки Рой вытащил пару дураколин.

– Во рту сушняк, не могу проглотить, – сказал он через некоторое время.

Говорили на ходу.

– Уверен, там из-за нас такой шум поднялся, – прервал Рой наше недолгое молчание. – Внимательно смотри за машинами. Если кто-нибудь будет подъезжать, быстро ныряем в кусты. Они, наверное, рассчитывают на наше возвращение в метро, так что самый лучший вариант – уйти как можно дальше.

Мелкий дождь не прекращался. По пути нас облаивали все попадавшиеся навстречу собаки.

– Если повяжут, будем лепить горбатого. Смотри, не забудь. – повторял Рой. – Мы задремали и проснулись на конечной станции. Этот парень обвинил нас в том, что мы стащили его деньги. Мы перестремались, сбили его с ног и убежали. Они эту чушь собачью из нас попытаются выбить. Ты должен быть к этому готов.

– Машина к нам едет, – крикнул я. – Слишком яркий свет от фар.

Заползли в кустарник на обочине и затаились, вжавшись в землю рядом с дорожным указателем. Машина медленно проехала мимо. Поход возобновился. Мне становилось всё хуже, и казалось просто чудом, что нам вообще удастся добраться до дома к тетушке Эмми, которую я заначил в своей квартире.

– Нам лучше разделиться, когда подойдём поближе, – советовал Рой.-Выбравшись отсюда, дальше мы уж как-нибудь друг друга отмажем. А если нарвемся на легавого, скажем, что гуляли с девицами и идем сейчас к метро. Этот дождь– редкая удача. Похоже все легавые засели в ночных забегаловках за чашечкой кофе.

– Господи! – раздраженно рявкнул он. – Да не вертись же ты так!.

Дело в том, что я оглянулся и бросил взгляд через плечо.

– По-моему оглядываться вполне естественно, – заметил я.

– Для воров естественно!

В конце концов, добравшись до линии «Би-Эм-Ти», мы приехали обратно в Манхэттен. В своём комментарии Рой был краток:

– Не думаю, что говорю только о себе, когда честно признаю: «У меня сыграло очко». Ах, да – вот твоя доля.

И он протянул мне три доллара.