– Потерпи, ради Аллаха, заклинаю тебя, о сильнейший, о свирепейший, о непобедимейший из всех созданий Аллаха, равных тебе по высокому положению! – произнес этот знакомый гнусавый голос, почему-то идущий как бы из-под земли.

Аш-Шамардаль остановился и вознес над головой светильник.

– С кем это ты беседуешь, порази тебя Аллах? – брюзгливо осведомился мудрец. – И куда ты запрятался, о сквернейший среди скверных?

– Я тут, я тут, о повелитель мудрых! – завопил Абд-Аллах, сам при этом не показываясь.

– Почему я не вижу тебя? – спросил аш-Шамардаль. – Разве ты добыл перстень Сулеймана ибн Дауда, делающий его обладателя незримым?

– Ничего он не добыл, порази его Аллах в печень и в селезенку! – прозвучал рокочущий голос. – Но он настолько разозлил меня своими пространными речами, что я готов был убить его.

Аш-Шамардаль повернулся – и увидел, что из какой-то дыры в полу торчат ноги цирюльника, рядом же стоит большой черный пес, и это из его глотки вылетают человеческие слова.

– Так это ты, о Зальзаль ибн аль-Музанзиль? – аш-Шамардаль был удивлен превыше всякой меры. – Почему ты здесь, о сын греха? Я же поставил тебя охранять замок! Что случилось?

– Случилось то, что Пестрый замок вскоре будет осажден, и к нему торопится войско Ади аль-Асвада, нового царя Хиры, о господин. Тебе нужно как можно скорее прибыть туда, потому что без тебя в замке творятся странные дела. Я отнесу тебя, если ты сядешь мне на спину, – предложил черный пес.

– Сперва освободи Абд-Аллаха Молчальника… Нет! О этот Пестрый замок, будь он проклят и будь прокляты те, что привели за собой разведчиков Хиры! – аш-Шамардаль взялся рукой за лоб. – Ты отправишься со мной, о марид, и поможешь отнять у старухи, которая сидит в комнате, ожерелье с черными камнями. А тогда уж я сяду к тебе на спину и мы полетим к Пестрому замку.

– А я, как же я, о друзья Аллаха? – завыл цирюльник, брыкаясь, как будто добавляя ногами выразительности речам. – Вы не можете покинуть меня здесь в таком наисквернейшем положении!

– На голове и на глазах! – произнес марид в образе пса, после чего молча повернулся к цирюльнику хвостом и сделал такое движение левой задней лапой, как если бы закапывал свой помет.

– Ступай за мной, о Зальзаль, – приказал аш-Шамардаль, – но измени вид, чтобы та старуха раньше времени не заподозрила неладное, разорви Аллах ее покров…

Пес съежился, произнеся вовсе несвойственные его породе звуки «хуг, хуг», посветлел шерстью и оказался большой крысой. Аш-Шамардаль одобрительно кивнул, приподнял полу халата, и крыса шмыгнула к его ногам.

Когда аш-Шамардаль вернулся в комнату, благородная Бертранда отпрянула от стола, и это очень не понравилось мудрецу.

– Этот бездельник и болтун вызвал меня из-за сущей ерунды, о госпожа, – сказал он тем не менее. – Давай снова займемся твоим ожерельем. Ты говорила о том, что оно способно изменить облик своей владелицы в глазах людей. Я хотел бы знать, как это происходит. Раз уж ты все равно надела его, о госпожа, то прими хотя бы образ ребенка, если это под силу ожерелью.

Бертранда усмехнулась.

– Ему под силу дать мне даже образ дракона – а что будет со мной потом, о аш-Шамардаль? Я опять засну в самом неподходящем месте?

– Сделай это хотя бы ненадолго, чтобы я понял, как действует ожерелье! – настаивал мудрец.

– Объяснить тебе этого я не могу – никто из смертных не знает, как пламя, которое отдают талисманам Врата огня, проникает в человеческое тело и заставляет его выполнять приказы рассудка.

– Но ведь ты, меняя образ, хочешь стать тем, чем задумала! Ты умеешь пользоваться ожерельем, и не понимая тайн, которыми окутаны Врата огня! – возразил аш-Шамардаль. – Ради Аллаха, ради Сулеймана ибн Дауда, который оставил нам знания и талисманы, ради спасения своей души – покажи мне, как ты это делаешь!

Мудрец взмолился с такой страстью, как если бы просил красавицу-певицу, достойную харима повелителя правоверных, о тайном свидании.

– Ты непременно хочешь, чтобы я предстала перед тобой ребенком? – с подозрением спросила Бертранда. – Хорошо, сейчас я сосредоточусь, и вызову перед глазами образ младенца, и постараюсь припомнить, что ощущает годовалая девочка, и каково ее тело, и каким кажется ей мир. А ты внимательно следи за мной – может быть, таким путем мы действительно поймем, как действует ожерелье…

Старуха неловко уселась в углу комнаты на ковер, подтянула колени к подбородку и закрыла лицо руками.

Затем она отвела от глаз ладонь и уставилась в лицо аш-Шамардалю, как бы не видя его.

Вокруг глаз образовались белые круги и стали таять, а от них по лицу Бертранды разошлось розоватое свечение.

Оно сползло по шее и исчезло под мантией, но не совсем, а как исчезает светильник под плотной тканью. Кольцо свечения, охватившее Бертранду наподобие мужского объятия, сползло по ней до ковра и растаяло.