Шрифт:
– Лиза, надень накидку.
– Мне не холодно.
– Опять будет лихорадка. Играй, я принесу тебе.
Сестра пришла и накинула ей на плечи черную кружевную накидку. Накидка эта очень шла к Елизавете Андреевне, и Карташев смотрел на нее и ломал голову, где в Эрмитаже, между старинными картинами, видел он такой бюст, такую античную головку герцогини или маркизы, а может быть, и королевы.
– Что вы, как жук, приколотый булавкой, сидите? - спросила его старшая сестра.
Младшая тоже посмотрела на Карташева и, бросив играть, рассмеялась нежным серебристым смехом.
Карташев тоже рассмеялся.
– Знаете, ваша сестра какая-то маленькая волшебница...
– Ну, вы, однако, поосторожнее, потому что, если это услышит ее жених...
Карташев почувствовал что-то неприятное, как резнувшая вдруг ухо фальшивая нота, но быстро ответил:
– Жених только счастлив может быть, что у него такая невеста, и не во власти всех женихов мира отнять у вашей сестры ее свойство...
– Не слушай его, Лиза, потому что мне Ваня говорил, что он и сам уже заинтересован одной барышней.
– Если это так, то тем сильнее я только чувствую все прекрасное.
Старшая сестра только головой покачала.
– Ну, ну, хорошо язык ваш подвешен, и беда тем, кто на тот колокольный звон ваш попадется.
Пришли Петров, оба брата Сикорских и сели ужинать.
– Ну, надо водки выпить, - сказал Петров и налил себе объемистую рюмку. - Вам наливать? - обратился он к Карташеву.
– Я не знаю, - ответил Карташев.
– Попробуйте, - сказал Петров и налил Карташеву такую же рюмку.
Но в то же время Марья Андреевна протянула руку, взяла рюмку Карташева и, подойдя к краю террасы, выплеснула ее.
– Нечего развращать людей, - сказала она.
– Ого, значит, и вас уже посадили на цепочку, но все-таки зачем же добро выливать? не он - другой кто-нибудь выпил.
Подали ароматные на поджаренном луке бризольки, свежепросоленные огурцы; Карташев съел и два раза накладывал себе еще.
– Валяйте, валяйте, - говорил ему Петров, - этим лучше, чем чем-нибудь другим, вы заслужите ее милость. Смотрите, смотрите, какими любовными глазами она смотрит на вас.
– Я очень люблю, чтобы у меня ели хорошо, - ответила ласково Марья Андреевна и еще ласковее спросила Карташева: - Не хотите ли еще?
– Кажется, довольно, - неудачно проглатывая последний кусок с третьей тарелки, ответил Карташев, смотря на Марью Андреевну.
– Маленький, - кивнула она ему головой, слегка подняв при этом по привычке правое плечо.
И так как Карташев нерешительно молчал, то она сама положила ему еще один увесистый кусок и щедро полила его прозрачным сверху, с темным осадком внизу соусом.
Карташев съел и этот кусок, и оставшийся соус, обмакивая в него, как бывало в детстве, хлеб.
– Ну, кажется, я сыт теперь, - сказал он.
– Подождите: еще вареники со сметаной и маслом, а потом молодая пшенка, - говорила Марья Андреевна.
– Ой-ой-ой!
– Ну, а потом уж пустяки самые останутся: молочная каша, пироги с вишнями в сметане, мороженое, черешни, кофе, чай...
Каждое блюдо Карташев должен был есть, и на вопрос: "Разве вы его не любите?" - отвечал:
– Самое мое любимое, - и когда все смеялись, он говорил: - Ей-богу, любимое!
– Не удивительно, потому что вы сами же южанин, - поддерживала его Марья Андреевна.
– И южанин, и так вкусно все, что я в конце концов лопну.
– Ну, - сказал ему Петр Матвеевич, - теперь она и спать вас оставит у себя.
– В доме негде, а вот, если не боитесь в беседке над обрывом, предложила Марья Андреевна.
– Я с наслаждением, - ответил Карташев.
– Он на все согласен, - рассмеялась, махнув рукой, Марья Андреевна.
Общее настроение за столом портил только старший Сикорский. Он сидел мрачный и молчаливый.
Старшая сестра нехотя спросила его:
– Ты это что сегодня, Леня?
– Так, ничего, - угрюмо ответил старший Сикорский.
Марья Андреевна помолчала и спросила мужа:
– Что с ним?
Муж кивнул на младшего Сикорского и сказал:
– Спрашивай его.
Младший стал серьезным, сделал презрительную гримасу и сказал:
– Обиделся, что главным инженером его не назначили.