Как раз когда ты огорчен — это существующее или несуществующее, пустое или реальное? Он просто дает вам другие приемы, схожие друг с другом. Вы сердитесь. Он говорит: «Теперь начните осознавать: реален этот гнев или вы просто играете? Существует он или не существует?» Смысл этого приема в том, чтобы вызвать сдвиг, разрыв между вами и гневом.

Гнев реален?

Вы на самом деле сердиты?

Вы никогда не задавали таких вопросов.

Когда вы сердитесь, вы становитесь настолько вовлеченными, вы настолько под впечатлением, что утрачиваете себя в гневе. Если вы начинаете спрашивать: «Реален ли этот гнев?»... Цель этого вопроса — сохранить небольшую дистанцию. Только тогда вы можете увидеть, реально это или нет. Со всех точек зрения, с этого угла и с того угла, сзади и спереди, спросите: «Реален ли этот гнев?»

Но гнев не может оставаться, если вы разглядываете его отовсюду. Гнев может оставаться лишь, если вы отсутствуете. Это разыскивание реальности гнева делает вас присутствующим, бдительным и осознающим, — а это и есть конец всей игры. Гнев постепенно исчезает, как дым.

Поэтому, какой метод подойдет вам — такому нужно и следовать. Или вы можете попробовать все методы в разное время — потому что весь день наполнен проблемами: то вы несчастны, то вы сердиты, то вы печальны, то вам скучно, то вам тоскливо, иногда вы переживаете огромную любовь, а иногда огромную ненависть. Вы — это такой себе базар, где лавки открыты двадцать четыре часа в сутки, изо дня в день.

Так что перед вами великолепная возможность: пользуйтесь всеми методами для всевозможных случаев. Вы можете изобрести и собственные методы. Запомните единственное: вы должны создать дистанцию между эмоцией, чувством — и собой.

Воспользуйтесь любым методом, создающим дистанцию, и вы будете изумлены: гнев, который терзал вас так сильно, просто исчезает, потому что вы начинаете искать его корни, или начинаете искать личность, которая гневается, или начинаете рассматривать все аспекты гнева. Вы вообще забываете того, на кого был направлен ваш гнев; все ваше внимание сфокусировано теперь на реальности или нереальности гнева самого по себе. Это испытанные, абсолютно эффективные методы трансформирования вашего ума в не-ум.

Исследуй до тех пор, пока твоему уму будет уже некуда двигаться. Если ты хочешь размышлять, то размышляй; если хочешь плакать, то плачь. Просто продолжай плакать и размышлять. Когда ты возбуждаешь себя до точки, где привычная энергия любви и аффекта в кладовой сознания истощена, тогда, естественно, это подобно воде, возвращаемой к воде: ты отдаешься своему изначальному существу...

Среди множества методов, которые я изобрел... Когда я сам раньше проводил лагеря, там был один метод, когда каждый день все участники лагеря садились рядом, и каждому позволялось делать все, что ему захочется, — ограничений не было, лишь бы не мешал ничьей другой работе.

Все, что вы хотели сказать, вы могли говорить; если вы хотели плакать... если вы хотели смеяться, вы смеялись — и так целая тысяча человек... Это было забавное зрелище!

Вы не можете даже представить себе тех людей — серьезных людей, — вытворявших такие глупые вещи! Кто-то строит рожи, высовывая язык как можно дальше, — а вам известно, что это полицейский комиссар.

Одного человека я не могу забыть, потому что он обычно сидел передо мной каждый день. Это был очень богатый человек из Ахмедабада, а поскольку весь его бизнес проходил на фондовой бирже, он был беспрерывно у телефона. Как только начинался наш час медитации, через две или три минуты он хватался за телефон. Он мог набирать телефонные номера, приговаривая: «Алло!» И иногда его лицо озарялось, словно он услышал ответ: «Покупайте это».

Это могло тянуться целый час, он снова и снова звонил туда, звонил сюда, а время от времени поглядывал на меня и улыбался: «Что за бессмыслицу я делаю!» Но я должен был сохранять абсолютную серьезность. Я никогда не улыбался ему. Тогда он снова начинал звонить: «Никто не обращает никакого внимания, каждый занят своей собственной работой!»

Эти тысяча человек делали такое множество вещей... и ведь эти вещи беспрерывно продолжались у них в умах. То была прекрасная возможность для них вывести все наружу. То была целая драма.

Джаянтибхай обычно был ответственным по лагерю в Маунт Абу, и вот как-то один из его ближайших друзей снял с себя всю одежду. То-то был сюрприз! Джаянтибхай стоял рядом со мной и не мог поверить глазам. То был очень серьезный человек, очень богатый; что же это он вытворяет перед тысячью человек? А серьезный человек принялся толкать машину, в которой я приехал, — это была машина Джаянтибхая. Мы находились в горах, и как раз впереди начинался тысячефутовый обрыв, а он, совершенно голый, толкал туда мою машину.

Джаянтибхай спросил меня: «Что делать? Он же разобьет машину; я и не думал никогда, что этот человек так настроен против моей машины. Мы ведь близкие друзья с ним».

Тогда я сказал ему: «Толкай ее с другой стороны; иначе он неминуемо...» Так он задержал машину... Но его друг обежал вокруг машины и закричал: «Убирайся с дороги! Я всегда ненавидел эту машину...» Дело в том, что у него не было импортной машины, а это была импортная машина, которую Джаянтибхай держал для меня. Я приезжал в Маунт Абу три или четыре раза в год, поэтому он держал ту машину только ради меня.