Старый Шакьямуни Будда сказал: «Этот путь — хорошо, и не этот путь — тоже хорошо; этот путь или не этот путь — все хорошо». Берись прямо за корень, не беспокойся о ветвях. Пройдет долгое, долгое время, и все образуется; не переживай, что ты не можешь обрести единство. Работай дальше над этим!

Он называет вопросы такого рода — обладает ли собака природой будды — общей болезнью новичков, вступающих на путь. Это естественное человеческое любопытство. Но, по крайней мере, кто-то вступил на путь. Такие вопросы ничего не означают для тех, кто не вступил на путь вообще. Это не болезнь; это просто любопытство.

Если всем живым существам присуща такая же способность к пробуждению, как и человечеству, то это делает существование поистине коммунистическим. Что касается меня, то я считаю коммунизм правильным, лишь, когда это связано с высшей природой живых существ. Только на этой высшей стадии возможно равенство. Раньше этого коммунизм представляет утопию и никогда не будет осуществлен.

Только двое будд равны; невежественные же люди не могут быть равными. Невежественные люди психологически неравны; следовательно, вся идеология Карла Маркса и его последователей о равенстве людей психологически ошибочна. Нет двух равных людей. У них есть все различия, которые только можно себе представить, и чтобы принудить их к равенству, вам придется разрушить демократию, вам придется разрушить свободу выражения, вам придется уничтожить человеческую индивидуальность, их достоинство человеческого существа, саму их гордость. Это очень странный вид равенства. Каждого принуждают — и все становятся равными!

Жил в Греции один властелин; он был немного чокнутым. Он сделал замечательную золотую кровать в специальном доме для гостей, великолепном дворце. Лишь немногие гости останавливались у него и уже не выходили живыми, потому что всех их ожидала одна беда: гость должен был соответствовать размеру кровати. Если же он оказывался чуть длиннее, то ноги или голову ему обрубали по размеру. Или если он был чуть короче, тогда применялось растягивание — его тянули в разные стороны; у короля было четверо силачей, они и совершали растягивание. Но в любом случае гостя убивали. При растягивании ему могли оторвать голову — ведь они тянули его голову, чтобы подогнать его к размеру кровати — или же отрывали ноги. Властелин верил в священные писания всего мира: а все они предполагают, что человек создан для них, а не они для человека. И эта кровать создавалась не для человека, наоборот, каждый гость должен был соответствовать кровати. Когда слух об этом достиг остальных друзей и королей, никто больше не стал принимать его приглашение. Он постоянно приглашал в гости, но никто и не собирался приезжать, потому что никто из приехавших, никогда не возвращался и никто не знал, что происходило с гостями.

Фактически этот властелин практиковал некую разновидность коммунизма, подгоняя всех к единому размеру. Именно это происходило и в Советском Союзе на протяжении семидесяти лет.

Всего семьдесят лет назад, перед революцией, Советский Союз был одной из стран-исполинов; Россия дала миру великую плеяду гениев. Но за эти семьдесят лет им не удалось выдвинуть ни одного гения масштаба Льва Толстого, Максима Горького, Антона Чехова, Федора Достоевского, Ивана Тургенева — ни единого за семьдесят лет. Все эти пять человек жили до революции, а Максим Горький прожил еще какое-то время после революции. Если вы захотите выбрать имена десяти величайших писателей всего мира, среди всех языков, то эти пять, безусловно, войдут в десятку. Вы не сможете вычеркнуть ни одного из них из списка десяти, и весь остальной мир получит только пять мест, а пять будут отданы русским. И даже те пять от всего остального мира будут на самом деле несравнимы с величием русских писателей. Что же случилось?

После революции каждого подгоняли под один размер. Ум больше не свободен. Вы не можете сказать ничего, что не одобрено правительством, вы не можете написать ничего, что не одобрено правительством. Нет свободы мышления. Нет индивидуального выражения ни в чем. Все стало однородным — люди исчезли. Только толпа существует, только количество, нет индивидуальностей.

Когда Хрущев пришел к власти и держал речь на своем первом съезде коммунистической партии, он разоблачил Иосифа Сталина, рассказав, что тот убил много миллионов человек после революции. Каждого, кто пытался быть самим собой и не желал становиться зубчиком колеса, немедленно убивали...

В России не позволяется иметь никакого собственного мнения. Во всем приходится зависеть от правительства, и целая страна становится концентрационным лагерем, а не демократией. Пресса, радио, телевидение — все принадлежит правительству. Вы не можете получить информацию, которую не пропускает правительство. Советский Союз живет, словно во тьме относительно всего мира, всего, что происходит на свете. А ведь Советский Союз — страна не малая: это одна шестая всей земной суши.

Хрущев выступил с речью на первом съезде и рассказал, каким жестоким убийцей был Иосиф Сталин. Во имя коммунизма он поубивал всех гениальных людей, довел всех до одинаковой бедности. Безусловно, наступило определенное равенство: каждый одинаково беден. Каждый одинаково подавлен. Каждый одинаково порабощен. Каждый одинаково дрожит от страха. В любой момент смерть может постучаться в дверь... В России имя смерти — КГБ.

Когда Хрущев рассказывал это всей коммунистической партии, один человек из задних рядов сказал: «Вы же были коллегой Иосифа Сталина всю его жизнь. Почему вы не протестовали?»

Настала полная тишина.

Мгновение Хрущев глядел на то место, откуда исходил голос, потом сказал: «Товарищ, встаньте, пожалуйста, чтобы я мог разглядеть вас получше». Никто не вставал. Он снова сказал: «Встаньте, чтоб я мог видеть, кто задает этот вопрос».

Он просил три раза. Никто не встал и никто не задал вопрос снова. Он сказал: «Теперь вы понимаете, почему я молчал? Почему вы молчите? Потому что, если вы встанете, вам конец. Я молчал, потому что хотел жить».

Для создания равенства все человеческие ценности были уничтожены.

Нет... что касается людей — им необходима свобода, быть неравными, равная возможность быть неравными. Возможность должна быть предоставлена всем поровну, — но возможность для роста в своей уникальности, в своей собственной индивидуальности: короче говоря, возможность быть неравными, — но возможность равная для всех.

Только в тот день, когда люди станут просветленными, когда не будет ничего, кроме чистого сознания, станет возможен коммунизм; в противном случае такой день — это просто утопия.