Всеволод Иванов
Бронепоезд No 14.69
* ГЛАВА ПЕРВАЯ *
I.
Бронепоезд "Полярный" под N 14.69 охранял железнодорожную линию от партизанов.
Остатки колчаковской армии отступали от Байкала: в Манчжурию, по Амуру на Владивосток.
Капитан Незеласов, начальник бронепоезда, сидел у себя в купе вагона и одну за другой курил манчжурские сигареты, стряхивая пепел в живот расколотого чугунного китайского божка.
Капитан Незеласов сказал:
– - Мы стекаем... как гной из раны... на окраины, а? Затем в море, что ли?
Прапорщик Обаб оглядел -- наискось -- скривившееся лицо Незеласова, медленно ответил:
– - Вам лечиться надо.
Прапорщик Обаб был из выслужившихся добровольцев колчаковской армии, обо всех кадровых офицерах говорил:
– - Лечиться надо!
Капитана Незеласова он уважал и потому повторил:
– - Без леченья плохо вам.
Незеласов был широкий, но плоский человек, похожий на лист бумаги: сбоку нитка, в груди -- верста. Капитан торопливо выдернул новую сигарету и ответил:
– - Заклепаны вы наглухо, Обаб!.. Ничего до вас не дойдет!..
И, быстро отряхивал пепел, визгливо заговорил:
– - Как вам стронуться хоть немного!.. Ведь тоска, Обаб, тоска! Родина нас... вышвырнула! Думали все -- нужны, очень нужны, до зарезу нужны, а вдруг ра-а-счет получайте!.. И не расчет даже, а в шею... в шею!.. в шею!..
И капитан, кашляя, брызгая слюной и дымом, возвышал голос:
– - О, рабы нерадивые и глупые!.. Глупые!..
Обаб протянул длинную руку навстречу сгибающемуся капитану. Точно поддерживая валящееся дерево, сказал с усилием:
– - Сволочь бунтует. А ее стрелять надо. А которая глупее -пороть!
– - Нельзя так, Обаб, нельзя!..
– - Болезнь.
– - Внутри высохло... водка не катится, не идет!.. От табаку -- слякоть, вонь... В голове, как наседка, да у ней триста яиц!.. Высиживает. Э-эх!.. Теплынь, пар... копошится теплое, слизкое, того гляди... вылезет. Преодолеть что-то надо, а что, не знаю, а не могу?
– - Женщину вам надо. Давно женщину имели?
Обаб тупо посмотрел на капитана. Повторил:
– - Непременно женщину. В такой работе -- каждомесячно. Я здоровый -- каждые две недели. Лучше хины.
– - Может быть, может быть... попробую, почему мне не попробовать?..
– - Можно быстро, здесь беженок много... Цветки!
Незеласов поднял окно.
Запахло каменным углем и горячей землей. Как банка с червями, потела плотно набитая людьми станция. Сыро блестели ее стены, распахнутые окна, близ дверей маленький колокол.
На людях клейма бегства.
Шел, похожий на новое стальное перо, чистенький учитель, а на плече у него трепалась грязная тряпица. Барышни нечесаные и одна щека измятая, розовая: должно быть, жестки подушки, а, может быть, и нет подушек -- мешок под головой.
"Портятся люди", -- подумал Обаб. Ему захотелось жениться...
Он сплюнул в платок, сказал:
– - Ерунда.
Беженцы рассматривали стальную броню вагонов всегда немного смущенно, и Незеласову казалось, что разглядывают его голого. Незеласов голый был сух, костляв и похож на смятую жестянку из-под консервов: углы и серая гладкая кожа.
Он оглядел вагон и сказал Обабу:
– - Прикажите воду набирать... непременно, сейчас. Вечером пойдем.
– - В появлении? Опять?
– - Кто?
– - Партизаны?
Обаб длинными и ровными, как веревка, руками ударил себя по ляжкам.
– - Люблю!
Заметив на себе рыхлый зрачок Незеласова, прапорщик сказал:
– - Но насчет смертей! Не убивать. А чтоб двигалось. Спокой, когда мясо ржавеет...
Обаб стесненно вздохнул. Был он узкоглазый, с выдающимися скулами, похожими на обломки ржаного сухаря. Вздох у него -медленный, крестьянский.
Незеласов, закрывая тусклые веки, торопливо спросил:
– - Прапорщик, кто наше непосредственное начальство?
– - Генерал Смирнов.
– - А где он?
– - Партизаны повесили.
– - Значит следующий?
– - Следующий.
– - Кто?
– - Генерал-лейтенант Сахаров.
– - А он где?
– - Не могу знать.
– - А где командующий армией?
– - Не могу знать.
Капитан отошел к окну. Тихо звякнул стеклом.
– - Кого ж нам, прапорщик, слушаться? Чего мы ждем?
Обаб посмотрел на чугунного божка, попытался поймать в мозгу какую-то мысль, но соскользнул: