Десять лет бесконечных неудач и унижений сделали императора безразличным ко всему, кроме любимой им персидской поэзии. Царственному собеседнику Мадека предстояла еще долгая жизнь, полная испытаний и несчастий. Не прошло и семи лет после описываемых событии, как его захватил в плен предводитель рохиллов Гулям Кадир и ослепил, требуя выдачи сокровищ. Затем слепой император много раз изгонялся из собственной столицы, пока наконец в 1803 году английский генерал-губернатор маркиз Уэлсли не водворил дряхлого и слепого Могола в Дели как декоративное украшение британского владычества.

Пока же, в 1772 году, Шах Алам II сохранял кое-какие признаки императорской власти. Мадек немедленно сообщил об аудиенции своему другу Шевалье, об этом узнали и в Версале. Бретонского авантюриста признали окончательно и даже дали чин капитана (особу короля Франции при могольском императоре не мог представлять сержант, да и то сомнительный).

Осенью 1772 года огромная армия маратхов, к которой присоединились рохиллы и джаты, направилась к Дели. Артиллерия Мадека и подошедшие на помощь два отряда английских солдат, дезертировавших из различных частей войск британской Компании, остановили маратхов. Однако за службу Мадеку платили, как видно, недостаточно. Императорская казна была пуста, и французский наваб начал искать нового хозяина.

Мадек собрался перейти на службу к маратхскому военачальнику Синдии, но последний двинулся со своими войсками на родину маратхов. Мадек раздумал связывать свою судьбу с маратхами и решил отправиться на службу к мелкому радже княжества Гауд. Шевалье же требовал от него решительных действий в пользу Франции. Наконец после длительных переговоров Мадеку удалось договориться с всесильным тогда в Дели Наджеф-ханом о джапире в районе Агры.

Вскоре возник план, который, по-видимому, принадлежал Шевалье,создать новый район, подобный Северным Сиркарам Бюсси. Этим районом оказалась провинция Таттха на реке Инд, на северо-западе субконтинента. Ни французский двор, ни Наджеф-хан, ни власти Пондишери особенно не стремились осуществлять проекты Шевалье. В своих письмах к французским чиновникам Мадек не забывал указывать, что именно он является главным инициатором проекта предполагаемого субсидиарного договора. В его письмах содержатся довольно подробные описания области, расположенной, в предельно удаленном от англичан месте. Без сомнения, Мадек мечтал о том, что он - безвестный бретонский моряк - приедет во Францию полномочным послом Великого Могола.

Проект остался на бумаге: инертный генерал-губернатор Пондишери Ло и его деятельный преемник Белькомб не поддержали планы Шевалье и Мадека. Тем временем отношения между Мадеком и Наджеф-ханом окончательно испортились, особенно после того, как на территорию джагира французского наваба вторглись рохиллы и захватили его гарем, что, как известно, являлось глубоким позором. Наджеф-хан более не скрывал своего презрения к командиру иноземных наемников, и Мадек решил покинуть Дели. Он попросту бежал, поступил на службу к радже Гауда, где пробыл недолго, и вскоре появился в Пондишери. В это время война с англичанами была в самом разгаре. Не успел Мадек прибыть в распоряжение генерал-губернатора Белькомба, как стало известно, что шесть тысяч солдат и сипаев двигаются из Мадраса к Пондишери. Вновь началась осада. Французский генерал-губернатор располагал лишь 400 солдатами и двумя сотнями сипаев, однако сдался не сразу. Мадек в качестве капитана принимал самое активное участие в обороне города и многих смелых вылазках - военный журнал генерал-губернатора пестрит сообщениями о его подвигах.

Положение Пондишери было безнадежным. 18 октября 1778 года город капитулировал, и Мадек, как и другие пленные офицеры Компании, дав слово никогда более не обнажать шпагу против армии его величества короля Британии, отплыл во Францию. В кармане его камзола лежало письмо генерал-губернатора Белькомба, в котором содержалась самая блестящая характеристика Мадека.

В Версале Мадека встретили как героя и победителя, возвели в дворянское достоинство, наградили крестом святого Людовика и дали чин полковника. Французский двор, который отправил в Бастилию Лабурдон-не, сместил Дюплекса, долго не замечал Бюсси и осудил на смерть Лалли, высоко оценил "заслуги" Мадека. Кавалер и полковник удалился в Бретань, где, купив небольшое поместье, зажил, как дворянин. В 1784 году он был убит на дуэли.

Другого француза, состоявшего на службе у Великого Могола, звали Модав. Это был встречающийся во все времена тип Дон-Кихота: человек храбрый, бескорыстный, непрактичный и безалаберный. Выходец из знатной, но разорившейся семьи, он в 16 лет поступил на военную службу. В 1757 году 27-летний граф, офицер, уже имевший военный опыт, заслуги и ордена, отправился в составе армии Лалли в далекую Индию. Он многим отличался от своих спутников. Если их звала в Индию мечта о легкой наживе, о будущем богатстве, то Модав стремился увидеть новое и необычное и привести пользу Франции. При штурме форта св. Давида у Куддалура Модав отличился, Лалли произвел его в полковники и направил на оборону Карикала. Вскоре Модав оказался во Франции. Известно, что он составил докладную записку на имя первого министра Шуазеля; в ней он резко критиковал Лалли.

Через некоторое время Модав вновь в Индии. Здесь он увидел мрачную картину. Пондишери был захвачен и разрушен. Все французы считали положение безнадежным, но Модав горел желанием действовать и мечтал объединить против англичан основные силы Южной Индии: низама, правителя Майсура Хайдара Али и раджу Танджура. Никто из крупных феодалов не поддержал его, только правитель Мадуры Мухаммад Юсуф согласился поднять мятеж против английского ставленника Мухаммада Али. Правда, вскоре этот мятеж был подавлен, а местные власти французской Компании подозрительно косились на Модава. Обиженный граф уехал на родину. В Париже он осаждал чиновников, выдвигая свои колониальные проекты, завязал переписку с Вольтером и Монтескье. Не в силах долго усидеть во Франции, он принял участие в экспедиции на Мадагаскар и одно время являлся губернатором острова, однако разделил судьбу многих своих предшественников на этом поприще: был вынужден покинуть Мадагаскар в результате полного запустения французской колонии. Во Францию Модав не вернулся, а в третий раз направился в Индию. Здесь он (в 1773 году) узнал, что Мадек - важная персона при дворе Великого Могола. Граф, финансовые дела которого были полностью расстроены, также мечтал о службе у императора Индии, одновременно его не оставляли честолюбивые замыслы о победе над англичанами.

В Дели Модав прибыл в 1775 году. Первое время он восхищался Мадеком и полностью доверял ему. Мадек же, быстро поняв, что граф может быть ему полезен, устроил ему аудиенцию у императора, предложил написать несколько писем в Версаль. Модав исполнял все требования Мадека и был полон энтузиазма. Но все, что Модав видел, заставляло его задумываться. Граф писал в своем дневнике: "Он (император) содержится в такой нужде, что это переходит все границы..." Еще больше удручала Модава жизнь императорского потомства и родственников Шаха Алама: "В крепости Дели проживают более 80 "пленных" шах-заде, многие с женами и детьми. Большинство из них имеют лишь рупию в день на содержание, некоторые три... Все эти принцы императорской крови очень нуждаются: деньги, предназначенные для их содержания, не всегда выплачиваются".