Внезапно Густав напрягся, шевельнулся, путы еле слышно зашуршали.

– Ты победил, босс!

Охая от боли в затекших мышцах, немец выпростал руки, растер окровавленные запястья, долго возился, развязывая узлы на щиколотках. Попытался встать, ноги подогнулись. Густав подобрался к Фросту ползком и лихорадочно взялся развязывать командира.

– Не трудись, - блекло ухмыльнулся Фрост.
– Куда мне деваться в таком виде? Беги, спасайся...

– Сделай милость, заткнись и не мешай, - пропыхтел Густав. Работа отняла у него минут пять-шесть. Фрост начал понемногу, очень осторожно шевелить освободившимися конечностями и с тоской понял: если свершится чудо, и они уцелеют - предстоит новая операция на позвоночнике...

Впрочем, об этом, подумал наемник, можно уже не беспокоиться...

– Сумеешь отыскать и убить Сандру?
– спросил он у Густава.

– Погоди, все еще может обернуться к лучшему. Нужно только очень постараться. Честное слово.

– Где Лундиган?

Густав помрачнел и отвернулся.

– Лундиган где?

– Кляпы-то нам вынули перед торжественным шествием... И, когда с Лундигана сдернули мешок, он возьми да и плюнь прямо в харю офицеру. Тому, который по-английски чирикает... Вот китаезы и трудились над парнем ночь напролет. Теперь, на рассвете, должны обезглавить. Густав поглядел на чудом уцелевшие часы.

– Минут через десять, пожалуй. Поскорей бы...

Дьявольщина, - сказал Фрост.
– Что они с ним творили?

– Пытали, разумеется. А парень упрям и крепок. Разок-другой не выдержал, заорал благим матом, а больше - ни звука. Да только опытный человек не сдерживается, вопит во всю мочь... А еще эти ублюдки говорили...

– Что говорили?

– Что используют его... как женщину. У Лундигана светлые волосы, а косорылые, понимаешь, от блондинок без ума... Я сказал, ты слыхал - и довольно об этом!

Густав опять попытался подняться, и преуспел. Отошел в противоположный угол хижины, шумно всхлипнул. Фрост медленно, едва ли не со скрипом, перекатился по земляному полу. Опираясь на сравнительно целые ладони, подтянул плохо повинующееся тело к узенькой щелке в стене. Выглянул.

И увидал Лундигана. И убедился, что Густав говорил правду.

Больше всего Фросту хотелось отпрянуть, зажмуриться и выблевать, однако он продолжал смотреть, чтобы набраться животворящей, священной ненависти к генеральским выродкам.

Истерзанное, оскверненное тело протащили, наконец, по двору. Солдаты смачно харкали на пленника. Потом Лундигана положили на плаху, близ которой стояли генерал Чен и палач, вооруженный широким, чуть изогнутым клинком.

Голову срубили в два приема, на повторном ударе.

– Только не говори, что ты видишь, босс!
– попросил Густав.

– Не скажу, - тихо отозвался Фрост.
– Нужно выжить. Я должен убить эту сволочь. Должен!

Глава восемнадцатая

После долгого, тягостного безмолвия Фрост обернулся и спросил Густава:

– А когда явятся по наши головы? Не говорили?

– Не говорили. Но думаю, теперь уже скоро.

– Помоги подняться, Густав. Тащи сюда обе жерди, и веревки тоже. Нужно, по возможности, зафиксировать мои ноги.

– Что?

– Шины соорудить. Колени все равно сгибаться не хотят.

– Решился, наконец?
– улыбнулся немец.

– Терять нам, похоже, нечего...

Боль нахлынула вновь, золотые и багровые круги заплясали перед взором Фроста, наемник начал было валиться, но Густав успел подхватить его. Закусив губу, Фрост кое-как отдышался и сумел устоять. Потом с огромной осторожностью сделал неуклюжий, коротенький шаг.

Чтобы наложить на каждую ногу по относительно приемлемой шине, понадобились обе льняных веревки, а впридачу фростовский ремень и разорванная на полосы куртка немца. Но мало-помалу Фрост убедился, что может неуклюже ковылять, и даже сравнительно быстро передвигаться в избранном направлении. Какое-то время он старательно свыкался с этим, потом немного освоился. Но безоружным особо рассчитывать было не на что. Если караульные войдут в хижину и увидят освободившихся наемников, можно будет сразу читать отходную молитву.

Пришлось разорвать на полосы и вторую куртку. Могучие ручищи Густава служили исправно и быстро. Через несколько минут в руках товарищей оказались две примитивные, но вполне пригодные для задуманного удавки.

Снаружи послышался шум шагов, зазвучали голоса. Фрост мысленно возблагодарил небо: китайцев, судя по всему, было двое. Раздался дребезжащий азиатский смех.

Следующим номером здешней программы, безусловно, числилось отсечение двух голов сразу. И, по-видимому, не слишком поспешное...