Тот, кто не богат, не привлекателен, не молод и не пользуется любовью общества, не знает, как невыносимо скучными могут стать богатство, красота и популярность. Князь обладает самой большой и дорогой коллекцией драгоценных камней, дворцами и огромными земельными владениями; он добился величайших успехов, каких только может добиться человек благородных кровей, потомок Эльстонов, завладевший рукой принцессы; его другом был красивый и всеми любимый великий князь Дмитрий, и все же ощущение вечного счастья не трогало душу. Не было больше никаких тайн, соблазнов, очарования, только пустота и скука.

Как и многие русские аристократы, князь Феликс не имел возможности заполнить свою жизнь возвышенными духовными интересами, его мучила жалкая скука сверхбогатого и счастливого человека, которому ничто не запрещается и поэтому ничего не хочется. Постепенно жизнь в роскоши стала казаться ему тюрьмой, из которой нет выхода: прекрасная супруга царской крови, красивый и элегантный друг, множество поклонников и поклонниц, привлекательные женщины и мужчины, окружавшие его - все они в конце концов превратились в безжалостных тюремщиков, державших его в темнице безутешной скуки.

Бедный может мечтать о богатстве, гонимый - о любви, униженный - о возвышении, но тому, кого, как Феликса Юсупова, окружают огромное богатство, вечное счастье, бесконечные удовольствия, не остается ничего другого, как преступление. Преступление казалось молодому князю единственной надеждой на спасение, подобно лучу света в зарешеченном окне для заключенного. Совершить преступление и тем самым начать жизнь новую с еще не испытанными переживаниями - это была мечта, подобно мечте арестованного о свободе.

Но и это оказалось для князя Юсупова труднее, чем для любого другого смертного. Если бы он совершил какое-нибудь незначительное преступление, даже если бы убил лакея, солдата, уличную девку, то это, он точно знал, не произвело бы глубокого впечатления на его друзей и знакомых.

Поэтому Феликс Феликсович должен был совершить что-то более серьезное, если хотел прервать скучное счастье своей пустой жизни: его преступление должно быть достаточно крупным и смелым, чтобы встряхнуть и его сонный мозг, и всю страну. Только сильное душевное потрясение могло вырвать его из плена скуки, поэтому жертвой должна стать достойная личность.

В то время в России был только один человек, убийство которого было действительно трудным делом, требовало значительных усилий и имело историческое значение. Это Распутин, друг императора и императрицы, могущественный старец, в котором дамы высшего света видели святого, а политики, генералы и духовные лица - некоронованного государя Российской империи. Убийство Распутина - вот действительно крупное, историческое, достойное князя Юсупова дело!

* * *

Стоило только в мозгу мучимого скукой молодого князя появиться мысли об освобождении от душевной пустоты с помощью убийства Распутина, как она завладела всем его существом. Теперь ему было легко найти моральное оправдание своего решения: ведь он уже давно искренне, по-настоящему ненавидел Распутина, потому что его тонкая натура с самого начала возмущалась грубым, невоспитанным и заносчивым крестьянином. Чем больше думал Юсупов о старце, тем отчетливее понимал, что он просто обязан убить этого человека. Вскоре его намерение стало казаться ему героическим; мысль о совершении убийства по "высоким мотивам" пробудила в его тонкой душе невероятный подъем, состояние восторженного эмоционального опьянения.

Эти чувства поощрялись всем, что он ежедневно слышал о Григории Ефимовиче от своих благородных друзей, великих князей, придворных и офицеров. При каждой встрече он узнавал о новых гнусных поступках Распутина, о тяжких оскорблениях, нанесенных этим "мужицким канцлером" самым знатным сановникам, о новых назначениях и устранениях от должности, предпринятых им, о новых похождениях, когда Распутин устраивал бесстыдные пирушки со знатными дамами.

Скоро ему стало известно, что Синод совершенно определенно доказал принадлежность Распутина к секте "хлыстов", несмотря на все старания скрыть это. Не подлежало сомнению, что он захватил власть по заданию этой секты и использует свое господство в духе соответствующего языческого учения. Возведение беспутного необразованного бывшего ученика садовника Варнавы в сан епископа, а затем архиепископа, есть не что иное, как издевательство над духовенством со стороны какого-то грубого сектанта, ведь старец сам тогда сказал:

– Высокомерные и ученые мужи, и епископы придут в ярость, когда среди них появится крестьянин, но я плюю на них!

Манера Распутина повсюду отрицательно высказываться о самом высоком духовенстве, то, что он называл архиепископа Владимира не иначе, как "болваном", могла служить достаточно убедительным доказательством его принадлежности к "хлыстам". А тем более его греховное учение, его проповеди о спасении в чувственном разврате! Только проклятый Богом язычник решился бы на подобные речи и поступки.

Какой позор для России, что это государство, бывшее когда-то оплотом православия, оказалось во власти представителя мрачной дурной секты "хлыстов"! А как гнусно использовал Распутин любую возможность, чтобы выразить аристократам свое презрение! Изгнание обер-прокурора Самарина, бывшего предводителя московского дворянства, означало лишь первый удар: опьяненный победой, Григорий с этого времени при каждом удобном случае позволял себе отпускать самые возмутительные замечания в адрес аристократии и ее достойных представителей; вот совсем недавно он выразился: