– Нет, ты не представляешь, Гэммон, - заявил Майкл, и голос его стал холодным, лишенным любых эмоций.
– Ты не знаешь, потому что мешочек между ног у тебя пуст. Ты никогда ее не пробовал, не так ли? Думаю, нет. Ты бы этого не пережил. А вот я, Гэммон, имел ее, и мне никогда не приходилось испытывать ничего более восхитительного. Ты заметил, что она наполовину лиринка? Знаешь, Гэммон, женщины лиринов исключительно привлекательны. А Рапсодия - особенно. И скажем так: волосы лишь часть ее прелестей, остальных ты даже представить себе не можешь... Впрочем, кто знает, Гэммон, если я буду тобой доволен, я разрешу тебе ее попробовать - совсем немного. Но тебе хватит, чтобы оправдать твое жалкое существование на свете. Понимаешь? Однажды я ее поимел по-настоящему... или, лучше сказать, она меня поимела?.. Как думаешь, Гэммон, тебе бы она понравилась?

Гэммон знал, что Майкл пытается заманить его в ловушку.

– Я приведу ее, милорд, - сказал он.

– Вижу, ты все понял, - сказал Майкл и потерял к Гэммону интерес.

Рапсодия только что поставила последнюю точку на листе пергамента и ждала, пока он просохнет, когда Гэммон вернулся в "Шляпу с пером". В таверне уже никого не было, кроме Барни и Ди, тоскливо смотревших, как головорез снова подходит к столику и останавливается перед девушкой.

– Ты пойдешь со мной.

– Сегодня не могу, извини.

– Ну хватит!
– прорычал Гэммон.

Он схватил ее за длинную прядь золотых волос, завязанных простой черной лентой, а другой рукой обнажил короткий меч.

Барни и Ди с ужасом увидели, как он согнулся от боли: резким движением Рапсодия толкнула свой столик так, что угол угодил Гэммону в пах и прижал посланца Майкла к стене. Гэммон глухо застонал, его голова со стуком ударилась о столешницу. Рапсодия выбила меч из ослабевшей руки, подняла его, склонилась над Гэммоном и проговорила ему прямо в ухо:

– Ты - ужасный грубиян. Пойди и скажи своему главарю: пусть он сделает с самим собой то, что намеревался сделать со мной. Ты понял?

Гэммон злобно посмотрел на нее, а Рапсодия вытащила кинжал и приставила лезвие к его горлу. Только после этого она отодвинула стол.

– И еще одно, - добавила она, подталкивая Гэммона к двери.
– Я уйду отсюда сразу вслед за тобой и уже не вернусь. Так что тебе и другим бандитам, которых ты позовешь на помощь, стоит попытаться догнать меня. Не советую беспокоить этих людей.
– И она выбросила меч на улицу, в грязную канаву.

Гэммон плюнул в ее сторону и во второй раз бесславно бежал из таверны.

– Ужасный грубиян, - повторила Рапсодия, обращаясь к Барни и Ди. Она положила на стойку несколько монет и обняла хозяйку.
– Я выйду через главный вход. Вам лучше закрыть заведение до ужина. Извините за неприятности, которые я вам доставила.

– Будь осторожна, дорогая, - сказала Ди, с трудом сдерживая слезы.

Рапсодия сняла с гвоздя свой плащ и быстро надела его. Перекинула сумку через плечо и направилась к двери. На ходу она протянула Барни листок пергамента и улыбнулась на прощанье.

– Удачи тебе, Барни, - она поцеловала его в щеку.
– И если к тебе забредет трубадур, пусть споет для вас эту песенку.

Барни посмотрел на листок пергамента, который вручила ему Рапсодия, и увидел пять аккуратных строк и несколько нот.

– Что это, милая?
– спросил он.

– Твое имя, - ответила она и ушла.

Ди подошла к стойке, положила монеты в карман, взяла тарелку, ложку и оставленное перо.

– Барни, - позвала она, - подойди сюда.

На столе лежал первоцвет - свежий и ароматный, словно его только что сорвали.

Улицы Истона были темными и прохладными - настоящий рай, где можно отдохнуть от палящего солнца. Двое мужчин молча шагали по мостовой, мимо препирающихся торговцев и бранящихся покупателей, и никто их не замечал. То, что никто не обращал внимания на Грунтора, объяснялось одуряющей жарой и густой тенью. Обычно он, со своим огромным ростом, привлекал любопытные взгляды, поэтому великан старался не заходить в города.

Брат чувствовал толпы на улицах еще до того, как туда попадал, оглушительное биение сердец множества людей пульсировало у него в ушах и на коже. Всякий раз, когда впереди оказывалась большая группа людей, друзья сворачивали на соседнюю улицу. Петляя, они увеличивали продолжительность своего пребывания в городе - с одной стороны; но с другой - возрастали их шансы пройти незамеченными.

Сейчас они оказались в довольно тихом районе и теперь осторожно пробирались мимо куч мусора и людей, уже давно привыкших ночевать в придорожных канавах. Пьяницы рыгали и бормотали что-то себе под нос, ничего вокруг не замечая. Двое мужчин безмолвно переступали через них и груды отбросов и не сбавляли шага.

Брат знал, что в следующем переулке никого нет и что этим путем можно попасть на центральные улицы южной части города. Еще несколько кварталов, и они выйдут на набережную, а там, в суете, на них никто не обратит внимания.