Шрифт:
Несколько лет назад, когда его имя стало мелькать в прессе, как крупного удачливого бизнесмена ( популярности он никогда не чурался, более того относился к ее формированию серьезно - не жалея денег на услуги профессионалов, не отдаваясь однако в их руки бездумно и безраздельно), дома у матери его подловил старый друг Именно друг - они были очень близки душевно многие годы - класса с пятого-шестого до окончания институтов и первых самостоятельных лет то есть все время - пока жили в соседних квартирах убого московского двора на грязной и злой рабочей окраине. И именно- подловил. Каждый раз, поднимаясь на новую ступень лестницы, по которой неустанно и стремительно вот уже почти десять лет двигался вверх, он, не раздумывая, без сожалений и угрызений совести, разрывал связи со всеми без исключения, кто оставался на предыдущей ступени, не взирая на персоналии и то что его с ними связывало Он был уверен - каждый оставшийся сзади - либо потенциальный соперник, либо - балласт, - ни то ни другое, было ему не нужно Еще он был уверен удачливых соратников ненавидят Он предпочитал, чтобы его ненавидели издалека и, желательно, снизу В то же время - и это был еще один реверанс общественному мнению - он много, убедительно и красиво говорил о команде и, действительно на каждое новое место всегда приходил с небольшой,, но слаженной и четкой командой, которую собирал по крупицам, но это была команда обслуги, высокопрофессиональной, высокообразованной и высокооплачиваемой, но хорошо им выдрессированной обслуги, - свите при короле, которой он позволял отчасти и под неусыпным личным контролем себя делать. Фокус был еще в том, что большинство из его челяди, никогда себя таковой не считали, были лично преданы ему и свято верили во взаимность, а те немногие, кто понимал истинное положение вещей предпочитали помалкивать, имея каждый к тому собственное, но весомое обстоятельство - он умел работать с людьми, и это тоже был дар свыше.
Тщательно организованные и обученные кордоны из обслуги - он лично разрабатывал технологию работы своего аппарата - преодолеть было практически невозможно - старый друг воспользовался мягкосердечностью его матери - " случайная" встреча состоялась в ее новой квартире Он спокойно и доброжелательно выслушал все - история была до оскомины банальна, почти анекдотична - серьезно больной ребенок, неработающая жена, институт, в котором не платят зарплаты, неудачные попытки заняться бизнесом, долги, кредиторы, отъем квартиры в той самой грязной пятиэтажке - и в конце на надломе, но с пафосом:.
– Пойми, старик, я не денег просить пришел - я денег твоих не возьму, ты меня знаешь...
– А я и не дам, ты-то как раз меня не знаешь, - подумал он, но продолжал сочувственно ( зачем расстраивать мать - потом упреки а то и слезы - этого он не терпел) слушать.
– Я об одном тебя прошу - дай мне возможность работать - во мне академического гонора нет, я уже давно забыл про свои дипломы и диссертации, и амбиций у меня не осталось ни здоровых, ни больных Я согласен на любую работу - как тот безработный из советской агитки, помнишь? Только дай мне эту работу.
– Отлично, - он легко поднялся из низкого кресла, - прости я на секунду Вернувшись действительно через мгновенье с открытым блокнотом в руке он продолжил, - ты меня порадовал, старик, честное слово Тем, что не ноешь и не требуешь немедленно назначить тебя вице-президентом кампании. Это вселяет в меня оптимизм Пиши, - Он продиктовал ему телефонный номер Звони завтра, прямо с утра Работа у тебя будет, даю слово.
– Сказать, что от тебя?
– глаза старого друга подозрительно заблестели.
– От меня? Да-а, можешь сказать, если хочешь..
Мать смотрела на него, умильно улыбаясь и кажется тоже собиралась прослезиться, он стремительно поднялся:.
– Все. Простите, дорогие, но ваше время истекло Прощай, старик, держись и помни, жизнь полосатая.
В лифте он фыркнул и едва не рассмеялся, но сдержался, поймав на себе настороженный взгляд охранника: "Собственно, смеяться тут не над чем, решил он через несколько секунд, привычно располагаясь в салоне своей машины, источающем запах дорогой кожи и хорошего парфюма, - его поступок был абсолютно честен и продиктован исключительно желанием указать старому другу на разнообразие имеющихся, на самом деле, возможностей, а уж его проблемаправильно понять и суметь ими воспользоваться Телефон, который он продиктовал ему, был телефоном отдела распространения популярной молодежной газеты, которая в каждом выпуске призывала "энергичных и предприимчивых" к сотрудничеству, он, собственно и выходил из комнаты, чтобы списать его из газеты, которую заприметил у матери в прихожей.
Его звали Кирилл Синявин И он, не без оснований надо сказать, рассчитывал, что через некоторое время это имя будет известно, если и не каждому, то очень и очень многим, ибо его властные амбиции были не на шутку высоки.
Как видите, он достаточно сложен и очень закрыт, я бы сказала защищен То есть, на самом деле он довольно уязвим, но это очень и очень глубоко и открывается немногим, он живет как бы в панцире, это и в психологическом смысле, и в прямом - он слегка помешан на собственной безопасности, хотя совсем не труслив, за жизнь свою всерьез не боится, пожалуй даже, фаталист, но соорудил какие-то немыслимые системы безопасности- пароли, постоянная смена телефонов, маршрутов. До смешного - он никогда два раза подряд не обедает в одном и том же ресторане Добраться до него очень сложно Поверьте, после нашего разрыва, вернее после того, как он бросил меня, я пыталась и отчаянно, но безуспешно.
– Вы заблуждаетесь, и очень сильно - все как раз с точностью до наоборот Этот человек не просто доступен - открыт, обнажен и ждет только, чтобы его пришли и взяли Что же до усиленных мер безопасности, то, вы правы - они не от трусости и опасения за свою жизнь, однако если взглянуть глубже, станет ясна и подлинная их причина, вернее цель - подчеркнуть собственную значимость в чужих, и что более интересно для меня - в своих собственных глазах Отсюда вывод - подсознание безжалостно фиксирует собственную слабость и то, что поставленные цели страшно далеки придумывает для сознания защиту от горькой истины - театрализованные представления, игры в собственное величие и недосягаемость Нет, человек этот слаб и очень доступен Вы в этом смысле оказались орешком, куда более крепким Кстати, замечу попутно, вы очень тонко и правильно все чувствуете и очень плохо анализируете продукт, так сказать, своей чувствительности. Этому надо учиться, в жизни эта наука чрезвычайно полезна, я бы даже сказал - необходима Но это к слову. Надумаете поступить ко мне в обучение - возьму, - он улыбается. Он часто теперь улыбается мне, улыбается дружески, хотя и не без тени снисходительности Он больше не врачует меня - не стало окриков и требований немедленно сформулировать ассоциацию или быстро ответить, о чем я думаю Теперь он относится ко мне бережно, но как-то безучастно - как к инструменту, хрупкому, совершенному, ценному, но - инструменту Он даже позволяет теперь, отвлекаясь от работы, порассуждать при мне вслух, вроде бы и обращаясь ко мне, но иногда мне кажется - он говорит сам с собой, проговаривая и шлифуя тем самым совершенство своих формул, по которым расщепляются и синтезируются вновь самые недоступные пониманию, как казалось мне раньше, человеческие чувства и их малейшие оттенки. Он оставляет мне довольно много свободного времени - его не пугает теперь бесконтрольный ход моих мыслей и сны мои не интересуют его теперь Я - инструмент, по праву собственности принадлежащий ему и потому интересующий его только с точки зрения качества исполнения своих сложных функций, я инструмент - посредством которого он шаг за шагом проникает все глубже в темные и труднодоступные( уж я-то знаю! ) лабиринты чужой человеческой души, он движется неспешно и осторожно, но это - шаги командора, уверенные и неотвратимые, однако бесшумные - человек не слышит их., возможно чувствует?
– но это врятли.
– он слишком самоуверен и прагматичен, чтобы прислушиваться к тревожным предчувствиям души Да и полно, есть ли она у него, душа? И я вдруг говорю:.
– Вы позволите мне задать вопрос не по теме?.
– Забавно - ему на самом деле становится забавно, он снова улыбается, вы так впитали фразу, про ученичество, что даже формулировать стали как студентка на лекции Давайте, не по теме Но знайте, за науку - платить придется отдельно Шучу Так, что там у вас, не по теме?.
– Вы как-то сказали, что психика и душа это в, сущности одно и то же, я понимаю, в прямом переводе - так Но по сути, для вас есть ли разница?.
– Бесспорно И я отвечу - в чем, но учтите, а лучше отметьте где-нибудь на полях вашей памяти, вопрос - как и ответ не из области психологии, впрочем, сдается мне вы это понимаете Науку, постулаты которой позволят мне ответить, даже обозначить малообразованное человечество наше не потрудилось, ибо даже азы ее не постигло, лишь прикоснулось слегка в философских трудах и работах по теологии Так вот, психика - есть свойство высокоорганизованной материи, как справедливо заметил классик, духовность же - есть высшее проявление этого свойства, наиболее приближающее субъекта к точке, а вернее линии в которой стирается грань между материальным и нематериальным составляющими вселенной Просто признать наличие души, плывя по течению столь милой вашему сердцу веры, а возможно и ощутить его, правильно распознав необъяснимые вроде предчувствия, страхи, симпатии и антипатии, сны, наконец, и, слепо следуя им, вдруг чудесным образом избежать казалось неизбежного удара судьбы или получить, напротив нежданный ее дар- может всякий Но лишь у избранных сознание поднимается до постижения души, и им дано управлять ею, как могут, малочисленные тоже, впрочем, профессионалы, управлять психикой, постигнув законы ее развития, однако большего рассказать я вам не могу.