Глава вторая: Пленники Пустоты

Выход из анабиоза не был легким, но я и так, заранее, знал, что легким он никогда и не мог быть. Не так-то легко возвращаться к жизни после пусть временного, но все-таки небытия. Тем не менее, в себя я пришел довольно быстро. Первое, что я увидел, это то, что рядом с капсулой стоял капитан. Но, сказать честно, я его не сразу-то и узнал. Он очень сильно похудел, на лице резко выступили скулы, а кожа стала неестественно бледной. Но как только я его узнал, сразу же спросил с тревогой:

– Что-то случилось, вы нездоровы?

– Не все так просто, Вик, не все здесь так просто... Вот что, сейчас ты приведешь себя в порядок, потом поешь. А я буду ждать тебя в главной рубке, постарайся не задерживаться.
– Сказав это, капитан вышел из анабиозного отсека, я заметил, что при этом его сильно покачивало.

В этот момент я еще совершенно ничего не понял, хотя то, что на корабле что-то неладно, чувствовалось определенно и однозначно. Я вспомнил инструкции по анабиозу и, действуя согласно им, растер себе закоченевшие мышцы. От этого почувствовал себя лучше и поднялся на ноги. Повернулся, чтобы достать из шкафчика свою одежду... То, что я в этот момент увидел, повергло меня в такой ужас, что я буквально оцепенел. Из десяти анабиозных капсул, что были здесь, восемь оказались заняты. Весь экипаж был здесь, кроме капитана и пилота Миши. Изможденные и искаженные болью лица, открытые, ничего не видящие глаза... И над каждой капсулой горит холодный желтый огонек бессрочного анабиоза без условий. Как только я смог побороть оцепенение, так сразу же схватил свою одежду и, одеваясь на ходу, понесся в главную рубку. Я был должен немедленно узнать, что же все-таки здесь произошло, что за ужас поселился на этом корабле. Но капитан был не в рубке. Он стоял, привалившись спиной к стене, в десятке шагов от нее:

– Ты уже все видел?
– спросил он и, не дождавшись ответа, попросил, помоги мне добраться до рубки, я болен и сильно ослаб, но это не заразная болезнь.

Я помог ему опереться на меня и сразу же спросил:

– Что здесь произошло?

– Об этом чуть позднее, - мы вошли в рубку, и я помог капитану сесть в кресло. Капитан тяжело дышал, но, все-таки найдя в себе какие-то силы, улыбнулся, - Миша, посмотри, Вик пришел.

Сидящий в кресле пилот никак не прореагировал на эти слова. Мне показалось даже, что он не дышит. Капитан тут же, очень поспешно надел на себя пилотский шлем и только тогда сказал:

– Вик, посмотри, жив ли он?

Я взял пилота за руку и нащупал пульс, он был хоть и слабый, но ровный:

– Живой.

– Он сдал гораздо сильнее меня. И мы ничем не сможем ему помочь... Ты сможешь положить его в анабиоз?

– Постараюсь.

– Действуй. Безусловный анабиоз. Он больше не будет мучиться.

Пилот оказался неожиданно легким. Будь я в нормальном состоянии, то донес бы его играючи. Но я еще не оправился от анабиоза, и все давалось мне с трудом. Тем не менее, я дотащил его до капсулы и уложил внутрь. Одежды с него снимать не стал, ибо все, кто лежали в капсулах, были одеты. Когда же я уже собрался нажать желтую кнопку, он очнулся и открыл глаза.

– Все будет хорошо, - сказал я ему, потому что ничего другого не мог сейчас сказать.

Как ни странно, он меня узнал, едва заметно улыбнулся и беззвучно, одними губами, сказал:

– Спасибо, Вик. Держись, стажер и до свидания.

Я нажал на желтую кнопку и, как только крышка захлопнулась, побежал обратно в рубку.

– Он в анабиозе, - сказал я капитану, - а теперь все-таки объясните мне, что произошло на корабле.

– Спасибо за Мишу... Садись, сейчас я постараюсь объяснить все, что случилось со звездолетом. Слушай и запоминай, во второй раз я, скорее всего уже не смогу это рассказать...
– капитан вздохнул и начал.
– До Земли оставалось всего лишь пятнадцать дней полета. "Игла" шла в Пустоте через особое ее стабильное возмущение, которое мы называем Фиолетовый Зонтик. Тогда и произошла авария, которую мы считали невозможной в принципе. Распад пространства-времени на одном из эстронов стал неуправляемым. Только быстрота реакции нашего кибермозга помогла избежать взрыва мощностью в пару новых звезд, он остановил эстрон. Но никакой реакции не хватило бы, чтобы на неисправной энергоустановке выйти в нормальное пространство или удержаться на курсе, - капитан ненадолго замолчал, а потом продолжил, из-за нехватки энергии пространственный двигатель остановился, а мы находились в довольно искаженной Пустоте фиолетового зонтика.

– Произошла отдача?
– спросил я, втайне надеясь, что отдача была небольшой, но капитан тут же меня разочаровал.

– Отдача, и притом весьма и весьма сильная. Из-за этой отдачи сейчас мы оказались далеко за пределами освоенной человечеством зоны. В этом секторе не бывали даже разведчики, но об этом я скажу немного погодя. Нам все-таки удалось справиться с энергоустановкой и запустить пространственный двигатель, сделав это, мы вышли в нормальное пространство. Но отдачей наши беды, к нашему несчастью, не ограничились. Аварийный реактор продолжал работать, совершенно непонятным образом и, при этом лавинообразно набирая мощность. После аварии что-то изменилось в структуре стационарных полей внутри реактора и почти четверть своей энергии он начал выделять в виде энтрохронного излучения.

Услышав это, я невольно покрылся гусиной кожей, потому что уже знал, что такое это самое излучение. Оно проникает сквозь что угодно, не задерживаясь. Его не останавливают ни сверхпрочные и сверхплотные литы , ни сверхсильные силовые поля. Это излучение имеет туже природу, что и само пространство-время, и там, где оно действует, в нашу вселенную словно бы просачиваются законы другой, враждебной всему, более менее сложноорганизованному и живому. В зоне действия даже слабого энтрохронного излучения отказывается работать любая электроника и автоматика. Если излучение оказывается немного посильнее, в нем медленно, но неуклонно, разрушаются любые сложные молекулы, даже не разрушаются, а спонтанно изменяются. В зоне же сверхсильного энтрохронного излучения любое материальное тело мгновенно высвобождает в виде жесткого излучения всю свою энергию покоя. К счастью, энтрохронное излучение очень быстро слабеет с расстоянием, но все же оно послужило причиной гибели открывших его исследователей. Я вспомнил все это, а капитан же тем временем продолжал:

– Реактор нужно было немедленно глушить, иначе через несколько часов от звездолета и нас вместе с ним не осталось бы ничего кроме разлетающихся в разные стороны со скоростью света гамма лучей и нейтрино... Нам это удалось. Но работать пришлось практически вручную. К тому же, мы неточно определили силу излучения и радиус поражения. Энтрохронное излучение нарушает работу человеческого организма не только на клеточном и генетическом уровне, но и на молекулярном и даже атомном. Наша сегодняшняя медицина бессильна с этим бороться... Может быть, только когда-нибудь она дойдет до этого... Шестерым из нас, тем, кто получил наибольшую дозу облучения, пришлось сразу же уйти в анабиоз. Остальные надеялись на лучшее...
– капитан снова замолчал, но ненадолго, - мы определили точку, куда нас выбросила отдача.
– Он дотронулся до пульта и на главном обзорном экране высветилась трехмерная звездная карта. На ней яркими зелеными огоньками светились осваиваемые звездные системы, голубыми - разведанные. Прочие же были белыми, и этих белых огоньков было подавляющее большинство. На этой же карте, красной мигающей точкой, капитан показал наше сегодняшнее местонахождение. Четыреста с небольшим парсеков от Солнца и ни одной обследованной системы на сотню парсеков вокруг, - отсюда, на пяти эстронах, с поврежденным и почти выработавшим ресурс пространственным двигателем, ни до Земли, ни до любой другой посещаемой планеты нам не добраться. Но мы рассчитывали на другой шанс.