Все знали, если Володька на кухне не сидит, в окно грустно не смотрит, значит, шьет, значит, не пьет. Тарифы платы за свою работу он определил странно: что бы ни шил, за все три червонца. Это было настолько смешно, что никто всерьез не воспринимал: люди платили сами, кто во сколько оценивал его труд.

Однажды, в виде исключения, повел Тарзан Варю в кинотеатр «Труд». Здесь часто собирались и воры и воровки базарить, понт держать (болтать, щеголять-похваляться – жарг.). Тарзан с незнакомыми мужиками, судя по внешности, ворами, отправился в курилку, бросив Варе:

– Ты смотри на танцы пока.

В неказистом, заплеванном семечками фойе, проводилось культурное мероприятие – танцы под звуки баяна. Девицы в ватниках танцевали вальс. Неожиданно к Варе подошел Крот, сунул ей в руки какой-то пакет:

– Тебе делать нечего, подержи, – и тоже собрался куда-то уйти.

– Я не камера хранения, – ответила дерзко Варя, и тут же получила от Крота пощечину. Однако, не растерявшись, она вернула пощечину – очень даже звонко влепила в ненавистную морду Крота.

Такого никто не ожидал, а свидетелей было много. Что вор бьет женщину – то нормально, тем более фраершу. Но чтобы фраерша – вора! Это сенсация! Конечно, многие, возможно, даже большинство, считают недостойным бить женщину, но все-таки женщине бить мужика – не традиционно, а вора так вообще… черт знает что!

Крот до того растерялся, что вопя помчался в курилку и, подбегая к Тарзану, заорал:

– Видишь! Ты видишь! Выведи свою!..

– Куда?

– На улицу.

– Зачем?

– Она мне дала по морде! Какое у нее право!

Перепуганную Варю толпа мужчин вывела во двор кинотеатра. Как странно это выглядело со стороны: множество народа танцует под звуки баяна, грызут семечки, курят – кто в гражданской одежде, кто в военной форме, и вот группа глуповато одетых франтов, выделяющихся среди остальных, шпаря по фене (слышатся выражения типа «блядь буду»), тащит волоком маленькую женщину неизвестно на какую муку, и никому до этого, ей-богу, нет дела.

Словно какая-то невидимая одним людям жизнь других, жизнь со своими особенными правилами, красками, одеждой, языком, манерами, и никто в одной жизни другую не видит: кажется, об этом Иван Заграничный однажды рассказывал Варе. И вот они, невидимые средь бела дня другим, человек пятнадцать воров окружили Варю. Она понимала, что Тарзан не в силах ее защитить – один против стольких. Но он… и не собирался: ему «не положено», он – вор, член партии в данном истолковании, так же как и другие здесь воры, а Варя-то всего лишь…

Неподалеку – Сущевская баня, сюда во двор и затащили воры женщину. Крот достал опасную бритву, наполовину обмотанную изоляционной лентой, и замахнулся на дрожавшую от страха Варю. Она инстинктивно защитила лицо, и удар пришелся по руке. Видя, что у нее только рука порезана, Крот ударил еще и разрезал щеку, – глаз уцелел чудом. Заливаясь кровью, она упала, а Крот закричал:

– Что мне с ней делать?

– Удавить, и дело с концом, – ответил кто-то в толпе.

– Вы ее убьете, – слышит Варя безучастный голос Тарзана, – а у нее ребенок должен быть.

– Считаться не буду! – прокричал Крот. – Если каждая фраерша начнет бить вора в морду!..

Что же будет тогда? Землетрясение? Крот не закончил свой прогноз. Он нагибается, чтобы резать Варю, но у нее под пальто в кармане халатика нашелся небольшой ножичек для чистки картошки. Как-то сумев его извлечь, не отдавая себе отчета, она полоснула им Крота по лицу, разрезала сверху донизу.

Что тут поднялось! Прижав ладонь к щеке, Крот отскочил от жертвы и заверещал на весь рынок и всю Марьину Рощу:

– А-а-а! Видишь, падла, что делают!

Воспользовавшись суматохой, – одни воры смеялись, другие матерились, третьи просто в шоке, – Варя вскочила и побежала что было сил, держась рукой за порезанную щеку. Убежать ей удалось, благодаря тому что воры принялись выяснять отношения теперь уже с Тарзаном:

– Это ты подбросил ей нож?

Какова проблема?! В Берлине заканчивается война, человеческое общество, в очередной раз переколошматив все достижения созидательной мысли, ломает голову над тем, во что это в конечном счете ему обошлось, сколько предстоит потратить сил и средств на восстановление нормальной жизни, если такая на планете возможна, если существует у людей хотя бы представление о том, какая должна быть нормальная жизнь, а тут, рядом, в этом своеобразном мире, не видимом побеждающему в большой войне народу, толпа взрослых мужчин выясняет, почему не зарезали, как свинью, беззащитную женщину… Двадцатый век!

Где-то в этом великом городе в это же время в институтах именитые юристы, профессора и доктора наук заседали и произносили речи, писали заумные труды о преступности: есть она или нет ее, а если есть, то какая. Они, конечно же, вывели нужные для них теории, они – теоретики, и так будет всегда, сколько бы не менялось правительств, как бы не изменилось общество. Но… Двадцатый век!

У Тарзана среди воров недоброжелатели или завистники: воровал – не попадался, красивую бабу отхватил и вообще чересчур из себя красавец, это тоже нескромно. Многие присутствующие, оказывается, хотели бы разделаться с Тарзаном, но беззакония допустить не могли (воровского беззакония), до сих пор зацепиться было не за что, а вот теперь… Повели воры Тарзана в сквер и так его отдубасили – доской, ногами – он еле ноги унес.