– А-а, вот мы где!
– начал Удо довольно противным тоном.

– Да, вот мы где, - очень приветливо отозвалась графиня.
– И нас здесь довольно много, не так ли?

И вдруг начала хохотать как безумная.

– Ой, я сейчас умру! О, принц Удо, я от вас в восторге! Можете считать меня вашей жертвой...

Легко сердиться на человека, который над вами смеется, но трудно произвести на него впечатление, к которому стремишься, особенно когда... но нет нужды снова описывать обличие Удо.

– Не вижу тут ничего смешного, - проговорил он угрюмо.
– Для интеллигентного человека внешность - не главное.

– Но она может быть очень смешной, разве нет? Я хотела, чтобы с вами случилось что-нибудь позабавнее, но никак не думала...

– Ага!
– торжествующе сказал Удо.
– Вот оно!

Он произнес это тоном опытного следователя, который наконец добился признания увиливающего обвиняемого. Такой тон может показаться уместным лишь в устах человека, обладающего внушительным обликом служителя закона. Может быть, поэтому Бельвейн снова рассмеялась.

– Вы практически признались в том, что сделали это, - с важностью изрек У до.

– Что "это"?
– невинно поинтересовалась графиня.

– Превратили меня в... ээ...

– Кролика?

Подобное мнение о его внешности уже в который раз произвело на Удо самое неприятное впечатление, и он запальчиво спросил:

– Почему вы думаете, что я кролик?

– Кто бы вы ни были, но вы никогда не осмелитесь показаться у себя в стране в таком виде.

– Берегитесь, женщина! Это уже слишком. Не будите во мне льва!

– Где?
– воскликнула графиня с детским любопытством.

Жестом, исполненным достоинства и свидетельствующим о безупречности манер, принц указал на хвост.

– Это, - заметила Бельвейн, пренебрежительно усмехнувшись, - не та часть льва, которая могла бы меня напугать.

Удо был сражен наповал, но через некоторое время опомнился и взял себя в руки.

– Даже если предположить - так просто, к примеру, - что я кролик, я все же кое на что способен. Возьму и съем ваши гвоздики!

Бельвейн обожала свой сад, но ее поддерживала мысль о том, что сейчас еще только июль, о чем она и сообщила Удо.

– Не обязательно гвоздики, - предупредил Удо.

– Не хотелось бы спорить с тем, кто (простите меня) обладает внутренним знанием предмета, но, мне кажется, сейчас в моем саду нет ничего, что могло бы порадовать кролика.

– Пусть не радует, - героически ответствовал Удо.
– Я готов рискнуть!

Это было уже серьезнее. Ее милый сад, где она слагает стихи, обращенный в руны - нет, в руины - происками врага. Сама мысль об этом была невыносимой.

– Вы не кролик, - поспешно заговорила графиня.
– Не настоящий кролик, потому что... потому что не умеете как следует шевелить носом.

– Умею, - решительно заявил Удо.
– Просто не хочу.

– О, покажите, пожалуйста!
– Бельвейн всплеснула руками в радостном нетерпении.

Не для того он пришел в этот сад, и, несомненно, шевеление носом не могло не нанести ущерба чести царствующей фамилии Арабии. Но, что поделаешь, эта ужасная женщина могла кого угодно заставить плясать под свою дудку.

– Вот так, - сказал Удо.

Графиня окинула его критическим взглядом.

– Нет. Совсем неправильно.

– Естественно, я сейчас немного не в форме.

– Мне очень жаль, - заметила Бельвейн, - но боюсь, что дело не в форме.

Удо уже давно подумывал о том, что разговор как-то не клеится, во всяком случае, он рассчитывал на другое. Необходимо перехватить инициативу.

– Довольно, графиня, - проговорил он очень грозно.
– Я слышал ваше признание. Это вы меня заколдовали.

– Конечно, я. Очень вы мне были тут нужны - вмешиваться в мои планы!

– Планы ограбления принцессы!

Бельвейн чувствовала, что бесполезно пытаться объяснять Удо принципы помощи бедным. Куда деваться от ограниченных людей вроде Удо или Роджера Кривонога? Спорить с такими - только попусту тратить время.

– Мои планы, - повторила она.

– Очень хорошо. Я прямо сейчас иду к принцессе, и она публично сорвет с вас маску.

Лицо Бельвейн озарилось лучезарной улыбкой - не часто выпадает такой случай.