Но значит ли это, что ветер, ломающий деревья, или корова, щиплющая траву, заслуживают названия "субъекта"? Отрицательный ответ на этот вопрос исходит из убеждения о том, что статусом субъекта обладает носитель не всякой, а лишь целенаправленной активности обладающий сознанием и волей, опосредующими его связь с объектом деятельности.

В дальнейшем, когда мы перейдем к более конкретным характеристикам социальной субстанции, сознание (в виде своих объективированных, интерсубъе|ктивных состояний - эстетических канонов, норм морали, права, истин науки) будет претендовать на роль самостоятельного, отличного от индивидуального субъекта компонента общественной организации. Пока же оно выступает как имманентное субъекту свойство, его способность к целепостановке и целеосуществлению, реализуемая посредством воздействия на определенные объекты.

Итак, структурная спецификация любого простейшего акта человеческой деятельности обнаруживает в нем субъекта - носителя дея-тельностной способности, инициирующего и направляющего ее осуществление, и реальный объект его целенаправленной предметной активности. Этими двумя "частями" и ограничивается набор структурных компонентов социального действия, в котором отсутствуют многие компоненты, присущие более сложной форме деятельности взаимодействию, о котором мы поговорим ниже.

Нужно сказать, что далеко не все специалисты согласны с идеей структурной биполярности действия и стремятся обнаружить в нем дополнительные организационные компоненты. Так, некоторые философы и социологи наряду с субъектом и объектом включают в структуру действия потребности, интересы, цели, мотивы, стимулы, ценности и другие важнейшие явления социальной деятельности, которые мы будем характеризовать ниже .

Пока же отметим, что ни одно из этих "дополнений" в структуру действия не отвечает критериям структурного компонента по той простой причине, что не является организационно выделенной частью рассматриваемой нами системы.

Ниже мы увидим, что эти и подобные явления представляют собой не части социального действия, а возникающие в процессе их взаимоопосредования свойства, состояния частей или действия, взятого в целом (свойства субъекта, если речь идет о потребностях, интересах, целях, мотивах и пр.; свойства объекта, если иметь в виду характеризующую его значимость, ценность и т.д.).

Соответственно, анализировать их мы будем лишь на следующем этапе восхождения от абстрактного к конкретному, когда перейдем от простейших структурных определений субъекта и объекта к более сложным функциональным определениям, раскрывающим фазы и механизмы реального взаимоопосредования установленных частей. В структурном анализе действия эти определения столь же неуместны, как неуместно включение в анатомическую схему живого организма - наряду с легкими, сердцем, печенью и другими органами тела таких свойств, состояний и реакций, как страх, голод или усталость.

Иного рода ошибку допускают, на наш взгляд, ученые, стремящиеся превратить "бинарную" структуру действия в "триаду", выделив наряду с субъектом и объектом некое отличное от них средство деятельности, при помощи которого субъект передает свое целенаправленное воздействие на объект. О чем конкретно идет речь?

Представим себе человека, который вопреки всем медицинским рекомендациям разгрызает зубами фецкий орех. Анализируя структуру данного действия, мы признаем человека субъектом, а орех - объектом, на который направлены его усилия. Трудно будет переоценить степень нашего удивления, если кто-нибудь спросит нас о месте, которое занимают в данном действии... зубы, с помощью которых передается воздействие субъекта на объект.

В самом деле, выше мы признали социального субъекта предметным существом, обладающим - в отличие от гносеологического или психологического субъекта - "телесной" организацией. Поэтому представляется вполне логичным отнести человеческие зубы к субъектной стороне действия, признав их компонентом субстратной организации человека, естественной частью его органического тела.

Теперь представим себе ситуацию, в которой человек, решив отдалить не самое приятное в жизни свидание со стоматологом, не разфызает орех зубами, а разбивает его молотком.

Вопрос о месте последнего в структуре социального действия уже не покажется нам столь же простым. В самом деле, должны ли мы рассматривать его как "часть" субъекта, его "орган", вполне подобный зубам? Или будет правильным считать молоток объектом человеческих усилий, вполне подобным ореху? Или же нам следует признать двух-звенную структуру действия недостаточной, заменив ее на трехзвен-ную, в которой молоток займет отдельное место, отличное как от субъекта, так и от объекта его усилий в виде разбиваемого ореха?

Именно такое решение предлагают сторонники критикуемой точки зрения. Они уверены в том, что "останется неясным, как может субъект овладеть объектом, если в качестве необходимого элемента деятельности не выделены орудия, средства деятельности, от которых зависит способ овладения, характер активности? Орудия и средства деятельности представляют собой систему "искусственных органов" общественного человека, без которых субъект деятельности является пустой абстракцией"4.

Не соглашаясь с подобным утверждением, мы оцениваем его как ненужное "забегание вперед", не учитывающее уровневого различия между задачами философского исследования деятельности. Мы можем согласиться с тем, что выделение средств или орудий деятельности является необходимым условием ее содержательного анализа. Однако эта необходимость отнюдь не изначальна - она возникает при рассмотрении структур общественного производства, куда более конкретных, чем изначальные структуры действия. Речь идет об анализе реальных актов труда, в которых место абстрактного "объекта вообще" занимают конкретные спецификации социальной предметности, распадающиеся на функционально различные "средства труда" и "предметы труда".