Что-то заставило Анфертьева обернуться, и он на секунду сквозь закрытую дверь увидел всеведущую физиономию Автора. Дверь захлопнулась, и Автор исчез. Да и был ли он?

– А в буфет кефир привезли, - промолвил Анфертьев как бы между прочим. И хотя слова его были негромки и сказаны безразличным тоном, в бухгалтерии, в самых дальних и ближних её углах, наступила тишина. Из своей каморки выглянула даже Зинаида Аркадьевна и настороженно уставилась на Вадима Кузьмича.

– Вы что-то сказали, Вадим Кузьмич?
– спросила она.

– Кефир, говорю, завезли.

– Ну и шуточки у вас!
– Зинаида Аркадьевна хотела было уйти, но что-то её остановило.

– Сам видел, - сказал Анфертьев, пожав плечами.

– И молчите?!
– возмутилась главный бухгалтер, с грохотом закрыв дверь.

Впрочем, она тут же вновь раскрыла её и спросила у Светы:

– У вас нет лишней авоськи?

– Лишней нет... Но вы можете взять мою, - виновато ответила Света. Если вам нужно.

– Спасибо, Светочка! Спасибо, милочка!
– Зинаида Аркадьевна что-то сделала со своим лицом, оно сморщилось так, что на нем затерялись и исчезли все черты.

Потом Зинаида Аркадьевна ещё что-то сделала, и черты проступили снова, правда, немного другие, но все же главного бухгалтера можно было узнать.

Женщины затихли, прикидывая емкость сумочек, и мысленно были уже там, на втором этаже, уже толпились у буфета. Но пока они были ещё в бухгалтерии, пока до обеденного перерыва оставалось ещё минут пятнадцать. Однако, когда женщины устремили свои взоры на часы, стрелка, не выдержав массового гипноза, прямо на глазах поползла к двенадцати.

Не дожидаясь, пока стрелка коснется вертикальной черточки, Анфертьев позвонил своей жене Наталье Михайловне в далекий и недоступный институт, где она общалась со своенравными пылинками. Наталью Михайловну долго искали, бегали за ней по коридорам, объявляли по местному радио, и Анфертьев слышал в трубке голос диспетчера: "Наталья Михайловна Анфертьева! Вам нужно срочно подойти к телефону!

С вами будет говорить ваш муж! Наталья Михайловна! Ваш муж срочно вызывает вас к телефону!" в - Слушаю!
– прозвучал наконец в трубке запыхавшийся сипловатый голос.

– Тут у нас кефир завезли, - сказал Анфертьев, и вся бухгалтерия посмотрела на него с уважением - прекрасный семьянин, заботливый отец, любящий муж.
– Может, взять?

– И ты спрашиваешь?!
– привычно возмутилась Наталья Михайловна, поскольку она частенько возмущалась словами, поступками, самим видом Вадима Кузьмича.
– Конечно! Возьми пять бутылок. Деньги найдешь?

– Найду, - подумав, сказал Вадим Кузьмич.
– Надеюсь, мне без очереди разрешат взять, учитывая, что я первым принес эту новость, - он вопросительно посмотрел в бухгалтерское пространство.

– Разрешим, разрешим, - закивало, заулыбалось пространство.

И опять все пятнадцать женщин, впрочем, вполне возможно, что их было пятеро, с таким напряжением уставились на минутную стрелку, и столько было в их глазах нетерпения, мольбы и страсти, что стрелка, замедлившая было свой ход, с новой силой рванулась к заветной цифре "двенадцать", когда всем можно будет сорваться с места и помчаться, помчаться, помчаться по стонущей лестнице на второй этаж, где в запертом помещении стояли четыре ящика с кефиром.

Поведение стрелки никого особенно не удивило, бухгалтеры частенько прибегали к подобным шалостям. Однако они знали меру и не озорничали со временем в конце квартала, месяца, года. Дело в том, что в те самые мгновения, когда они дружными усилиями ускоряли бег часов в своей комнате, сами собой передвигались стрелки и на всей территории завода - в цехах, на столбе у проходной, в кабинетах и конструкторских бюро и даже на волосатой руке директора Подчуфарина.

Никто не догадывался о бухгалтерских проказах, и все только дивились тому, как трудно в иной день выполнить производственное задание. Казалось бы, всего в достатке - и сырья, и заказов, и никто не прогулял, и начальство на месте, нигде не ездит, не совещается, не конференничает, а план выполнен процентов на семьдесят, не больше...

Желая подольше сохранить в тайне свои злоупотребления со временем, бухгалтеры переставляли иногда запятые в отчетных ведомостях. И надо же сходило. Ни одна ревизия не обнаружила обмана. Чудно это было и непонятно, какая-то нечистая сила таилась в сумрачном помещении с двумя окнами, затянутыми легкомысленно выгнутыми железными прутьями, чтобы облагородить впечатление, чтобы никому и в голову не пришло назвать эти прутья решеткой. Подчуфарина зазывали поделиться опытом, он, разумеется, щедро делился, не подозревая даже об истинных пружинах и рычагах, действующих в заводоуправлении. Его хвалили, обещали повысить, сулили главк или трест, а если будет хорошо себя вести, то, может быть, и министерство, но пока ограничивались благодарностями к праздникам.

Если бы кто-нибудь простодушный и простоватый заглянул в бухгалтерию в эти минуты, он не заметил бы ничего необычного - сидели женщины и обрабатывали важные финансовые документы. Но человек, обладающий проницательностью, сразу бы заметил, что все неотрывно и пристально смотрят на часы - сквозь дырочки в чеках, сквозь счеты, поверх очков, в отражениях настольного стекла, сквозь друг друга, что многие уже выставили ноги из-под стола, чтобы в тот самый миг, когда большая стрелка займет вертикальное положение, рвануться и, сшибая стулья, роняя счеты и кипы бумаг со столов, понестись и упиться радостью победы, чувством молодости и превосходства когда удастся первой коснуться выкрашенной коричневой краской ручки буфета. Человек наблюдательный заметил бы, что в плотных кулаках женщины сжимают авоськи и рублевки, заметил бы их учащенное дыхание, порозовевшие щечки, глаза, сверкающие азартом предстоящей борьбы, - все настраивалось на перегрузки, вполне сопоставимые с космическими, хотя они не принесут ни славы, ни звезд.