По мере того как на мостик поступали доклады из разных точек корабля нападавшие и там потерпели поражение, - жизнь на нем постепенно возвращалась в нормальное русло. Однако когда новая смена пришла заступать на вахту, им пришлось обходить Хрима - тот так и стоял у люка с лучеметом в руке, тупо глядя на разгромленный корабль.

– Внимание, Бикара!
– Танри ткнул пальцем в главный экран. Стрелки курсоров сошлись на точке в левом верхнем его углу, и из этой точки протянулась к зависшему в центре экрана "Эстилу" светло-голубая линия. Изображение уменьшилось - в нижней части экрана открылись три окна, на которых виднелись все три зависших над планетой рифтерских эсминца.

– Сближение с целью номер один под прикрытием славного мусорного рифа Банн-Утуло.

Танри даже улыбнулся, столько гордости было в её голосе. Даже прожив внизу, на планете двадцать лет, она до сих пор считала орбитальное поселение Банн-Утуло своей родиной. В свое время её преданность вместе с поддержкой клана Утуло оказали совсем еще молодому Архону неоценимую услугу. Танри улыбнулся про себя, вспомнив слова того репортажа двадцатилетней давности по поводу его вступления в должность: "Верность высокожителя по отношению к нижнестороннему Архону..."

"Впрочем, я давно уже не тот".

Да, он действительно сильно изменился по сравнению с тем последовательным геоцентриком, каким был когда-то; это он видел хотя бы по недоумению на лице Себастьяна. Его друг верно и с толком служил Панарху на посту регата, преодолел за свою карьеру много тысяч световых лет, но так и остался нижнесторонним до мозга костей. Во всяком случае, жаргон высокожителей оставался для него бессмысленной тарабарщиной.

– Древняя разновидность инфоснаряда, - пояснил Танри.
– Не такая хитроумная, как нынешние, конечно, но вполне эффективная. Она таилась в скоплении обломков, выпущенных с синка Банн-Утуло.

– Последний из тех сюрпризов, о которых вы говорили сегодня, - из числа заготовленных вашими недоверчивым предшественником? Ирония и паранойя в равных пропорциях?
– Уголки губ Себастьяна чуть изогнулись в улыбке.

– Именно так!
– усмехнулся Танри.
– Возможно, поэтому он до сих пор известен как Глефин Угрюмый - единственный из всей династии Фазо, начисто лишенный чувства юмора. Этой своей каверзой он, например, очень гордился.

Еще один беззвучный удар сотряс штабное помещение, и на этот раз он сопровождался волной тошноты. Танри поднял глаза на Себастьяна и увидел по его лицу, что тому тоже дурно.

Танри повернулся к экрану - там загорелся огонек, означающий, что компьютер подстраивается. Краешком сознания он отметил про себя, что задержка сигнала составляет почти шесть секунд. Напряжение Щита сказывалось на работе компьютеров.

– Жаль только, мы не можем подарить остальным их эсминцам ничего серьезнее булавочного укола, - продолжал он, помолчав немного.
– Впрочем, рядом с ними и обломков меньше.

Внезапно рядом с одним из двух оставшихся рифтерских кораблей сверкнула вспышка, и маленькое светлое пятнышко стремительно рванулось из этой точки к нему. Два пятна - большое и крошечное - слились в одно, и техники за пультами встретили это восторженными криками.

– Попадание абордажной шлюпки в "Цветок Лит".
– Голос Бикары почти не выдавал её возбуждения, а руки продолжали неторопливо, но уверенно порхать над клавишами.
– Никаких радиосигналов не перехвачено.

– Им сейчас хватает хлопот и без того, чтобы предупреждать других рифтеров, - заметил Танри.

Омилов снова не услышал в его голосе и тени раздражения, и в который раз восхитился выдержкой своего друга. Они помолчали еще немного; тишину нарушали только редкие доклады Бикары о тактической обстановке. От морской пехоты не было ни слова. "Как мы узнаем, если они потерпят неудачу? подумал Омилов, но тут же вспомнил лицо рифтера.
– Уж он-то, несомненно, известит нас об этом - вместе с ультиматумом",

– Леггем Филд докладывает о готовности к старту, - сообщила Бикара.

– Отлично, - кивнул Танри.

Спустя несколько секунд рядом с третьим рифтерским эсминцем сверкнула маленькая искорка, но прежде чем Омилов успел спросить у Архона, что это, окно на экране, показывавшее корабль, вспыхнуло яростным светом и на минуту померкло. "Эстил", - вспомнил Омилов, и испытал вдруг удовольствие от того, что Может понять хотя бы часть того потока информации, в котором так свободно ориентировался Архон. Когда окно включилось снова, от эсминца не оставалось уже ничего, кроме бесформенного светлого клубка.

– Глефин Угрюмый смеется последним!
– воскликнул Омилов.
– Что это было? Танри довольно ухмыльнулся.

– Это, мой друг, была гигатонная атомная бомба четырехсотпятидесятилетней давности. Как видишь, его старое завещание исполнилось. Старину Глефина до слез огорчало то, что ему так не доведется увидеть свои ловушки в действии, так что он завещал забальзамировать себя после смерти и замуровать в это оружие - по его словам, он вложил в эту штуку так много труда, что хочет присутствовать при том, когда она сработает. Собственно, мой пра-пра-прадед только поэтому и оставил ее, когда очищал ближний космос в правление Берджесса II.