Эсабиан, забавляясь, опустил подбородок на руки, и Барродах отступил на шаг, чтобы лучше видеть выражение его лица.

– Кровавое?
– переспросил Эсабиан.
– Что ж, пожалуй, хотя и не такое, конечно, как жертвоприношение Долу, совершенное здесь сегодня.
– Он махнул рукой в сторону горы окровавленных тел.
– И свершится это не моими руками. Мне нет нужды марать их, убивая тебя, - узники Геенны сами сделают это за меня.

Барродах не удержался от злорадного фырканья. По рядам оставшихся в живых Дулу слева от трона прошло движение.

Взгляд Эсабиана на короткое, жуткое мгновение остановился на бори. Изгиб рта и легкое движение брови пояснили Барродаху: Аватар ждет объяснений.

– Прошу прощения, Господин. Я просто представил себе, каким праздником для изгнанников Геенны будет его прибытие.

– Верно. Именно мысль о справедливости, что восторжествует при этом, и подсказала мне это решение.
– Эсабиан снова повернулся к Панарху.
– Увы, ту часть моего палиаха, которая касается твоих сыновей, не удалось завершить столь же изящно. Мой народ не одобряет неопределенности в свершении мести.

Последние слова Эсабиана прозвучали для Барродаха приказом - он нагнулся и постучал по верху обоих контейнеров. Их лицевая поверхность сделалась прозрачной, открыв взглядам присутствующих две аккуратно отрезанные мужские головы. Открытые глаза их незряче уставились куда-то в бесконечность; багровый отсвет от лужи крови у ног Эсабиана окрашивал их щеки подобием здорового румянца.

– К сожалению, избыточное рвение одного из моих подчиненных обрекло твоего младшего сына на совсем иную смерть, загнав его в атмосферу газового гиганта, так что комплект неполон, - продолжал Эсабиан, внимательно глядя на своего врага. Скорбь и гнев мелькнули на лице Панарха и тут же исчезли. Выражение лица Эсабиана не изменилось, но глаза расширились и Барродах расплылся в улыбке при виде своего господина, наслаждающегося горем своего врага.

Панарх молчал. Эсабиан снова улыбнулся,

– Уж не изменил ли тебе твой хваленый ум, что ты молчишь?

– Ум, должарианец, зиждется на жизненном опыте.
– Геласаар обвел зал взглядом, словно прощаясь со знакомым окружением, и холодно усмехнулся.
– И то, и другое грех тратить на глупца.

Барродах прямо-таки сжался от страха. Никогда еще ему не доводилось слышать, чтобы кто-то обращался к Эсабиану так вольно; те, кто пытался, умерли, кто-то быстро, кто-то в страшных, долгих муках - в зависимости от настроения Аватара. Впрочем, настроение это угадать сейчас было совершенно невозможно: вот перед ними враг, который двадцать лет назад победил Эсабиана, который лишился теперь всего, кроме жизни, и он разговаривает со своим победителем так же свободно, как если бы они просто беседовали на палубе какого-то корабля в глубоком космосе, где титулы и звания не имеют ровно никакого веса. Барродах отчаялся даже представить себе, чем это может кончиться, и это страшило его больше, чем холодный гнев Эсабиана.

Эсабиан же выпрямился на троне, оскалив зубы в странной, натянутой улыбке.

– Ты назвал глупцом меня?

Барродах содрогнулся: он шкурой ощущал таящийся где-то почти на поверхности гнев - словно шторм, готовый обрушиться на Хрот Д'оччу.

– Ты, который потерял империю, флот, наследников? Ты, которому так и не удалось проникнуть в тайны Ура?

Барродах снова поднял пульт управления нейроспазматическим ошейником, и снова Эсабиан жестом остановил его. Барродах отступил в тень, отчаянно жалея, что не может стать невидимым.

– Я сумел, - сказал Эсабиан и указал пальцем на устройство, которое сжимал в руках Барродах.
– И я управляю урианскими энергиями так же легко, как эта штука управляет тобой.

Геласаар улыбнулся - словно шутке, которую Эсабиану не дано оценить.

– И где он сейчас, этот Ур, а, Джеррод Эсабиан Должарский? Сгинул десять миллионов лет назад, если не больше, а слепая судьба отдала их оружие в руки идиоту. Ты получил в распоряжение империю, которой не сможешь править, и трон, который не сможешь сохранить.

Глаза Эсабиана раздраженно сузились, и Барродах понял, что разговор этот пора кончать, пока не вышло еще хуже. Решительным движением нажал он на кнопку пульта. Ошейник на шее у Панарха вспыхнул пульсирующим светом, и Барродах услышал исходящее от него негромкое гудение. Лицо Геласаара исказилось. Он изо всех сил пытался сделать вдох, чтобы говорить. С минуту в зале не было слышно ничего, кроме хриплого, сдавленного дыхания.

Внезапно он дернулся, запрокинув голову, и в глазах его вспыхнул роковой огонь. Голос его сделался отрешенным, и Барродах вдруг понял, что Панарх относится к тем немногим, у которых нейроошейник вызывает приступ эпилепсии, иногда с галлюцинациями.

– Слушай меня, должарианец, - прохрипел он, глядя сквозь своего неприятеля куда-то вдаль.
– Я вижу теперь твою судьбу. Этот трон будет твоим - на время, потом другой, древнее этого, но потом - ничего.

Барродах изо всех сил вцепился в пульт, пытаясь заставить этого человека замолчать. Пульсирующие вспышки участились, но Панарх продолжал, словно не замечая этого, как будто его питала неведомая сила корней Мандалы.

– ...и в конце концов все время будет твоим, но и его тебе не хватит...
– Свистящий шепот все не прерывался; голубые глаза горели неестественным светом.