И в ту же секунду он заметил мистера Феншо; тот сидел на полу за манекенами и с тихим хихиканьем, похожим на непрерывное слабое покашливание, дергал за нитки, идущие к рукам и туловищам манекенов, управляя ими наподобие марионеток.

– Не пугайтесь, мистер Грегори!
– воскликнул он.
– Вас этот стук, наверно, разбудил? Очень сожалею, но я могу заниматься этим только ночью. Знаете, я ведь вызываю духов.

– Но для этого же нужен круглый столик, - недоуменно заметил Грегори, обводя взглядом комнату.

– Столики уже отошли, теперь это делается так, - сообщил мистер Феншо и снова дернул за нитки.

Грегори молчал. Окно за спиной мистера Феншо было занавешено доходящей до самого пола шторой с желтой бахромой; в одном месте она чуть выдавалась вперед, точно скрывала крупный продолговатый предмет.

Грегори моментально повернулся к мистеру Феншо и, задав какой-то совершенно идиотский вопрос, что-то вроде: «А какая фирма изготовила манекены?» - принялся расхваливать мастерство, с каким тот управляется с ними, а сам боком, медленно продвигался к окну и наконец коснулся шторы плечом. Ткань подалась, но тут же он ощутил упругое сопротивление. Так! Значит, там прячется человек! Грегори глубоко вздохнул и с секунду стоял, напрягшись всем телом, потом принялся ходить по комнате и болтать всякую чепуху. С какой-то противоестественной откровенностью он исповедовался мистеру Феншо в своих ночных страхах и сразу же - чтобы усыпить подозрения того, за шторой, - начал рассказывать, как идет следствие. Он приостанавливался то возле манекенов, то у окна и, словно забыв о присутствии хозяина, обращался к тому, прячущемуся. Эта рискованная игра позволяла ему поверить в свое превосходство; он намеренно обострял ситуацию, пересыпая рассказ двусмысленными намеками, и швырял их прямо в неподвижную выпуклость желтой шторы - торжествуя и одновременно чувствуя, как зябко сжимается сердце. Хохоча во все горло, быстро обводил взглядом комнату - словно неумело играл детектива, а не был им на самом деле. А в голове все время бился крик: «Ну выходи! Выходи! Я же вижу тебя!» Он говорил все торопливей и бессвязней, поспешно выбрасывая комканые, незаконченные фразы. И вдруг, когда стоял спиной к прячущемуся - так близко, что даже чувствовал тепло его тела, уловил в глазах мистера Феншо выражение ужаса и сострадания. Что-то сдавило его, задыхаясь, он попытался вырваться, взмахнул руками; холодное узкое лезвие вошло в грудь, и все вокруг застыло, как на фотографии. Он медленно опускался на пол, сосредоточенно думая: «Ага, вот как это бывает! Все останавливается! А почему я не чувствую боли?» И, готовясь к последнему напряжению агонии, еще брезжившим краешком угасающего сознания заставил себя открыть глаза. Между широко раздвинутыми желтыми шторами, на которые он смотрел снизу, стоял седой мужчина. Чуть наклонившись, он внимательно разглядывал Грегори. «Ничего не вижу, - с отчаянием подумал лейтенант, хотя еще все видел, - так и не узнаю, который из них двоих…» Комната превратилась в огромный гудящий колокол, и вдруг он понял, что его убил человек, которого он хотел победить, что человек этот одержал над ним верх. И тут сон кончился - в темной комнате, пропахшей холодным, застоявшимся табачным дымом, надрывался телефон; замолкал и снова начинал звонить. Пробуждение было таким же тяжелым, как и кошмар; медленно приходя в себя, Грегори вспомнил, что телефонный звонок давно уже мешает спать.

– Грегори слушает, - прохрипел он в трубку, вцепившись в стол: комната ходила ходуном.

– Это Грегсон. Я уже с полчаса тебе трезвоню. Слушай, старик, из Биверс-хоум пришел рапорт, там нашли труп того типа, который исчез три недели назад.

– Что?
– испуганно крикнул Грегори.
– Где? Какой труп?

– Старик, ты что, еще не проснулся? Я говорю о трупе того моряка по фамилии Алони, который пропал из прозекторской. Его нашли на складе железного лома, в ужасном состоянии, видно, он там давно уже валяется.

– В Биверли?
– шепотом спросил Грегори; в голове у него гудело, как с похмелья.

– Да нет, в Биверс-хоум, проснись же наконец! Это километров десять к северу. Там еще у лорда Олтрингхума конный завод.

– Кто нашел?

– Рабочие, вчера вечером, но из полиции сообщили только сегодня. На складе, возле барака. Среди ржавого железа, там его целые горы. Поедешь?

– Нет, не могу, - неожиданно для себя сказал Грегори и уже спокойней добавил:Скверно себя чувствую. Похоже, простудился. Пусть едет Коллз, вызови его, ладно? И врач. Соренсен, наверно, не сможет, то есть не захочет. Тогда пошли Кинга. Устрой все сам, Грегсон, ладно? Коллз справится. Да, пусть возьмут фотографа. А я вправду не могу.

Почувствовав, что говорит лишнее, Грегори остановился. Какое-то время Грегсон молчал.

– Дело твое, - наконец произнес он.
– Конечно, оставайся дома, раз заболел. Я просто думал, что для тебя это важно…

– Конечно важно! Мне страшно интересно, что там нашли. Сейчас же начинаю лечиться - аспирин там и все такое, думаю, что собью температуру. В Ярд приду что-нибудь… около часа. Передай Коллзу, я буду его ждать.

Положив трубку, Грегори подошел к окну. Светало. Он знал, что заснуть уже не удастся. Отворив дверь на террасу, он стоял, обвеваемый холодным, влажным воздухом, и глядел на бесцветное небо нового дня.

Когда Грегори подошел к «Ритцу», было почти четыре. Бросив взгляд на часы, висящие над трамвайной остановкой, он остановился возле стеклянного киоска, в котором медленно проползали подсвеченные кадры из нового фильма, и рассеянно поглазел на длинноногих красоток в изорванном белье, гангстеров в полумасках и разбивающиеся машины, окутанные тучами пыли. К ресторану подкатывали длинные американские лимузины. Из черного «паккарда» высаживалась пара заокеанских туристов: она - старая, ужасающе размалеванная, в собольей пелерине, застегнутой бриллиантовой брошью; он - молодой, стройный, в элегантном сером костюме. Держа сумочку, американец терпеливо ждал, пока его дама выйдет из авто. На противоположной стороне улицы над кинотеатром вспыхнула неоновая реклама, и сразу же на стеклах задрожали синеватые отблески. Часы показывали ровно четыре; Грегори направился ко входу. День прошел так, как он и ожидал. Коллз привез протокол осмотра тела и показания рабочих, нашедших его, - и то, и другое абсолютно бесполезные. Идея устройства «ловушек» для возвращающихся трупов не стоила и выеденного яйца. Где взять столько людей, чтобы держать под наблюдением территорию в двести квадратных миль?

Швейцар в роскошной ливрее распахнул дверь. Его перчатки явно были и новее, и дороже перчаток Грегори. Лейтенанту было немножко не по себе, он никак не мог представить, как пройдет встреча. Сисс позвонил около двенадцати и предложил вместе пообедать. Был он необычно любезен и, казалось, начисто забыл о том, что произошло вчера вечером. Ни словом не обмолвился он и о постыдном блефе с телефонным звонком. «Второй акт», - подумал Грегори, обводя взглядом огромный зал. Он нашел Сисса и, ускользнув от приближавшегося официанта в черном фраке, подошел к его столику. Правда, он удивился, обнаружив рядом с Сиссом двух незнакомцев. Они представились, и Грегори уселся; чувствовал он себя несколько скованно. Их столик стоял между двумя пальмами в фаянсовых кадках на возвышении, с которого прекрасно просматривался весь ресторан - женщины в элегантных туалетах, колонны в псевдомавританском стиле и подсвеченные разноцветными прожекторами фонтаны. Сисс протянул карту, Грегори, наморщив лоб, делал вид, что читает ее. У него было ощущение, точно его опять обвели вокруг пальца.

Предположение, что Сисс жаждет откровенного разговора, рухнуло. «Ишь, болван, хочет мне пыль в глаза пустить своими знакомствами», - подумал Грегори, с подчеркнутым безразличием глядя на сотрапезников. Это были Армур Блак и доктор Мак Катт. Блака он знал - по книжкам, по фотографиям в газетах. Писатель, достигший к пятидесяти годам вершин успеха. После долгих лет безвестности несколько повестей, изданных одна за другой, принесли ему славу. Выглядел он великолепно; периодически появляющиеся в газетах фотографии, на которых он был представлен то с теннисной ракеткой, то со спиннингом, явно относились не к прошлому. У него были большие холеные руки, массивная голова, иссиня-черные волосы, мясистый нос и тяжелые темные веки, гораздо темнее лица. Когда он их опускал, лицо сразу казалось постаревшим. А глаза он прикрывал часто и порой надолго, оставляя при этом собеседника как бы в одиночестве. Второй знакомый Сисса выглядел моложе - этакий мужчина-мальчик, худой, с близко посаженными голубыми глазами и мощным выступающим кадыком, словно бы переламывающим шею пополам. Воротник рубашки был ему явно велик. Вел он себя весьма эксцентрично: то впивался остекленевшим взглядом в стоящую перед ним рюмку, то горбился, а то, словно вдруг опомнившись, выпрямлялся и минуту-другую сидел точно проглотил палку. Приоткрыв рот, он рассматривал зал, внезапно поворачивался к Грегори, упорно сверлил его взглядом и внезапно, как шаловливое дитя, расплывался в улыбке. Было в нем нечто общее с Сиссом, наверно, поэтому Грегори решил, что он тоже ученый. Но если Сисс напоминал длинноногую птицу, то Мак Катт больше смахивал на грызуна.