Тяжело дыша и озираясь в поисках того, что еще можно разбить, сломать, убрать с глаз долой, он схватил с полки очередную книгу. И вдруг остановился. То, что показалось ему книгой, по весу и на ощупь было чем-то другим. Он взглянул на прямоугольный предмет в своей руке – черная видеокассета, не подписанная. Сначала Джуд не мог вспомнить, что это за кассета, и стоял, недоумевая. Только через несколько мгновений он сообразил: это та самая порнуха с убийством. Она простояла здесь, на полке с книгами, а не в стойке для видеокассет, уже четыре года и так примелькалась, что он перестал замечать ее среди книг. Она слилась с грудой вещей, заполнявших полки.

Однажды утром Джуд заглянул в студию и увидел, что его жена, Шеннон, смотрит эту кассету. Он собирался в Нью-Йорк и зашел за гитарой, которую хотел взять с собой. При виде жены он остановился в дверях. Шеннон замерла перед телевизором, глядя, как на экране один мужчина в окружении нескольких других душит голую девочку-подростка целлофановым пакетом.

Шеннон хмурилась, сосредоточенно наморщив лоб. Девушка умерла. Джуд не боялся сцены со стороны жены – гнев не производил на него впечатления, но он знал, что надо опасаться ее, когда она становилась вот такой – спокойной, молчаливой, ушедшей в себя.

Наконец она спросила:

– Это не инсценировка?

– Нет.

– Она действительно умерла?

Он посмотрел на экран. Девушка обмякла и неподвижно лежала на полу.

– Да, она действительно умерла. Кажется, они и дружка ее прикончили.

– Он умолял их не делать этого.

– Кассету мне дал один коп. Он даже рассказал, кто были эти двое: наркоманы из Техаса, обворовали винный магазин и пристрелили кого-то, а потом пытались бежать в Тихуану. У копов валяется много всякого больного дерьма.

– Он умолял, чтобы ее не убивали.

Джуд мотнул головой:

– Чудовищная штука. Не знаю, почему я до сих пор не выкинул ее.

– Мне тоже непонятно, – сказала она.

Шеннон поднялась, вынула из магнитофона кассету и уставилась на нее, держа в руке, будто раньше никогда не видела кассет, и пыталась сообразить, для чего нужна эта вещь.

– Ты в порядке? – спросил ее Джуд.

– Не знаю, – ответила Шеннон, взглянув на него растерянно. – А ты?

Джуд промолчал, и она прошла через комнату, проскользнула мимо него к выходу, но в дверях спохватилась: кассета все еще оставалась у нее в руке. Тогда она аккуратно положила ее на полку и ушла. Через некоторое время домработница поставила ее среди книг, и Джуд так и не удосужился исправить ее ошибку. А потом вообще забыл об этом.

У него возникли более серьезные проблемы. Вернувшись из Нью-Йорка, он обнаружил, что в доме пусто, вещей Шеннон нет. Она даже не оставила ему записки. Ни «Дорогой Джуд, прости», ни слов о том, что их любовь была ошибкой, или что она любила некую его версию, в реальности не существовавшую, или что они изменились и стали чужими. Ей было в то время сорок шесть лет, раньше она уже была замужем и развелась. Она не закатывала театральных представлений. Когда она хотела поговорить с Джудом, она звонила сама, когда ей было что-то нужно, звонил ее адвокат.

Глядя теперь на видеокассету, он по-прежнему не мог объяснить себе, почему до сих пор держал ее в доме… или почему она держалась в его доме. Было бы логично, если бы он отыскал кассету и выбросил, когда обнаружил, что жена ушла. Более того: Джуд не понимал, зачем он вообще взял это видео. Да, ему предложили. И тут в голову Джуду пришла не очень приятная мысль: в последние годы он с готовностью принимал все, что ему предлагали, не особо задумываясь над последствиями. А последствия, оказывается, могли быть самыми серьезными. Анна предложила ему себя – он взял ее, и теперь она мертва. Джессика Макдермотт предложила ему костюм покойника – и теперь это его костюм. Его костюм.

Джуд ведь палец о палец не ударил ради того, чтобы заполучить этот костюм, или кассету с мексиканским снафф-порно, или другие предметы его коллекции. Наоборот, все они будто сами притянулись к нему, как притягиваются к магниту железные опилки. Он, как и магнит, ничего не мог поделать с тем, что они притягиваются и прилипают. Однако это выглядит как беспомощность, а беспомощным он никогда не был. И если он желает бросить что-нибудь в стену, лучше взять злосчастную кассету.

Но он слишком долго стоял неподвижно, погрузившись в раздумья. Холод, царивший в студии, ослабил его, и Джуд почувствовал усталость. Он почувствовал свой возраст. Было так холодно, что он удивился, не увидев пара от своего дыхания. Он подумал, что нет ничего глупее – и слабее – пятидесятичетырехлетнего мужчины, разбрасывающего книги в приступе ярости, а слабость он презирал больше всего. Он хотел бросить кассету на пол и растоптать ее, но вместо этого положил обратно на полку, смутно понимая: нужно действовать хладнокровно и хотя бы сейчас вести себя так, как подобает взрослому человеку.

– Выброси его! – раздался от дверей голос Джорджии.

От неожиданности Джуд вздрогнул. Обернулся, взглянул на нее. Джорджия был бледной от природы, однако сейчас, ее лицо казалось обескровленным и белым, как полированная кость. Она напоминала вампира еще сильнее, чем обычно. Сначала Джуд отнес это на счет косметики, но потом заметил, что лицо Джорджии влажно от пота, а тонкие черные волосы прилипли к вискам и лбу. Она стояла в одной пижаме, обхватив себя руками, и дрожала от холода.

– Ты что, заболела? – спросил Джуд.