Шрифт:
Когда они осушили не одну чарку, Ван подсела поближе к Симэню и принялась потчевать его яствами. Сначала они были заняты интимной беседой, потом стали пить вино из уст в уста. Они были одни. Симэнь обнял ее, и они слились в страстном поцелуе. Ван играла яшмовым стеблем. Обуреваемые желанием, они оставили вино, заперли дверь и сняли одежды. Ван легла на кровать и откинула одеяло.
Солнце клонилось к западу. Возбужденный винными парами Симэнь вынул из мешочка серебряную подпругу, чтобы подготовить тот самый предмет к делу. Ван стала играть с ним руками, отчего он вздулся и покраснел, стал грубым и большим. Потом села Симэню на колени. Они опять заключили друг друга в объятия, стали целоваться. Затем женщина подняла одну ногу и рукой направила сокровище Симэнь Цина в свое лоно. После того, как они потолкались какое-то время, Симэнь Цин на ощупь обнаружил, что в нежном и влажном лоне волосы поднялись, как колосья, и женщина хочет вступить с ним в битву. Тогда он велел ей лечь на спину, взял ее ноги, положил их себе на пояс и стал то вставлять, то вынимать тот самый предмет.
Только поглядите, что это было за сражение тучки и дождя:
Воинственность витала над бирюзовою тахтой, царило буйство на парчовом ложе. На кораллах изголовья сражался храбро удалец, под балдахином нежно-голубым вел бой храбрец неустрашимый. Богатырь в ярости метал копье с черной бахромой, воительница пылкая, станом ловко играя, натиск его отражала. Бросок вперед, отход назад. То поединок Лушаня. [535] с фавориткой Великосущной [536] Вот схватились, оружия скрестя. То неотступный Цзюньжуй преследует Инъин. [537] Сошлись единоборцы, как средь Небесной Реки Ткачиха с Волопасом. [538] В вихре закружились, будто чаровницы, манящие в пещеры бессмертных, и Жуань Чжао. [539] Вот и копье пронзило щит. Соединился молодец Цуй со своей Сюэ Красоткой. [540] Грянул удар, занесен меч. Су Крошку встретил Шуан Цзянь. [541] То нежно иволга щебетала – У Цзэтянь на свиданье с Аоцао. [542] То у ласточки перехватило дух – с Люй Чжи увиделся Шэнь Жэнь. [543] Сперва сноровки недоставало в метании копья, и щит едва-едва удары отражал. После разминки повели взаимную атаку, сомкнулись плечом в плечо. Нетерпеливый богатырь копьем нацеливался прямо в сердце. Стремглав воительница храбрая копье устами перехватить спешила. Вот пушка с ядрами уже штурмует подступы к развилке. Удары ловко отражает бесстрашная хозяйка чресел. Вот духу набирается золотой петух, шею задрав горделиво. Вот сук засохший тянется к цветку, его царапает и колет. После долгой схватки глаза застил туман. Одно движенье – и судорогой сводит. Поединок их так расшевелил, никто б разнять не в силах. Уж дышит тяжело хозяйка заросшей власами пещеры. Уж войско грозное томимо жаждою, с ног валится. Копье у латника дало осечку. Он сник, готовый бросить поле битвы, коня утратил и едва-едва влачится по трясине. А та, что тонкой лестью верх взяла, теперь глупышкой притворилась, глядит на отступившего противника, который все ниже погружается в пучину. Кольчуга порвана и смята, как бурею цветы. Слетела парчовая шляпка, словно ураганом сбитый лист. У полководца Серного кольца поломаны доспехи, сбит шишак. но генерал Серебряной подпруги еще упорно держит свой рубеж.
535
Лушань, полное имя Ань Лушань (? – 757) – тюрок по происхождению, бывший на китайской службе. Он возглавлял войска, действовавшие против киданей, но в 755 г., недовольный притеснениями, повернул свои войска против китайского императора, занял г. Кайфэн, где устроил резню, а затем захватил столицу танского Китая – г. Чанъань. Только призвав за высокую плату уйгурскую конницу, Императорскому Двору удалось подавить мятеж.
536
Великосущная фаворитка (Тайчжень-фэй) – Ян Гуйфэй, знаменитая красавица, любимая наложница танского императора Сюань-цзуна (712–756), воспетая в литературе и искусстве Китая; погибла во время мятежа Ань Лушаня, когда вместе с государем вынуждена была бежать из столицы. (см. также примеч. к гл. XXI и примеч. к гл. XXVIII).
537
Цзюньжуй – он же студент Чжан из «Западного флигеля» (см. примеч.).
538
Согласно древнекитайской легенде, на небе, к востоку от Млечного Пути, жила Ткачиха, дочь Небесного государя, которая круглый год ткала из облаков небесное платье. Отец пожалел ее и отдал замуж за Пастуха, жившего к западу от Небесной Реки (Млечного Пути). Выйдя замуж, Ткачиха перестала ткать, тогда Небесный государь разгневался, велел дочери вернуться домой и видеться с мужем всего раз в год, в ночь седьмого числа седьмого месяца, когда слетавшиеся со всего мира сороки строили из своих хвостов мост через Небесную Реку, где и встречались супруги.
539
Легенда гласит, что Жуань Чжао и Лю Чэнь (эпоха Поздней династии Хань – I–III вв. н. э.), уйдя в горы, повстречали двух дев, которые повели их в грот, где накормили кунжутом. Когда они вернулись, их внуки были уже стариками.
540
Молодец Цуй (Цуй-лан) – танский поэт Цуй Хао, прославившийся своими любовными стихами о «женских покоях». Сюэ Красотка (Цюнцюн) – известная гетера.
541
Шуан Цзянь – сунский ученый, литератор и чиновник. В период Цин-ли (1041–1048) получил высшую ученую степень цзиньши. Су Крошка (Сяосяо) – известная герера.
542
Аоцао – Би Аоцао, сексуальный герой, персонаж апокрифической и эротической литературы, в частности повести «Жизнеописание господина Удовлетворителя желаний». («Жуи-цзюнь чжуань»). Около 30 лет от роду он был найден в Лояне для удовлетворения ненасытной чувственности правившей самостоятельно императрицы У Цзэтянь (684–704), которой уже перевалило за 70. В беллетристической версии развратная связь переросла в искреннюю любовь.
543
Люй Чжи – Люй-хоу, жена первого ханьского императора Лю Бана (Гао-цзу, 206–195), правившая самостоятельно и прославившаяся своими интригами (см. также примеч. к гл. I). Шэнь Жэнь – видимо, Шэнь Ицзи, высокопоставленный сановник, фаворит Люй Чжи.
Да,
Густые облакау девяти небес [544] нашли покой.Разбитые войска,слепившись в ком, смешалися с землей.Надобно сказать, что Ван Шестая была женщиной с причудами. Ей, например, доставляло удовольствие принимать гостей только с заднего двора. И сколько ее ни упрашивали, она от этой своей затеи никак не отступала. Даже ее мужу, Хань Даого, приходилось срывать цветы на заднем дворике. [545] Лишь разок-другой в месяц она позволяла ему войти к ней прямо с улицы. Другая ее причуда – игра на свирели, [546] которой она отдавалась самозабвено. Без игры на свирели никакие услады не приносили ей удовлетворения. Эти-то причуды и пришлись особенно по душе Симэню.
544
Девять небес (цзю-тянь) – образ всей совокупности небесных сфер, которые представлялись древним китайцам разделенными, как и земля, на девять областей, соответствующих восьми странам и полустранам света и центру, то есть по модели девятиклеточного магического квадрата (ло-шу), преобразованного в круг.
545
Принимать с заднего двора, срывать цветы на заднем дворике – метафора анального сношения.
546
Игра на свирели – метафора орального сношения.
В тот день они забавлялись до первой ночной стражи.
– Завтра приходите пораньше, батюшка, – говорила Ван, когда Симэнь стал собираться домой. – А я уж постараюсь, ублажу вас на славу.
Симэнь был очень доволен. На другой же день он заглянул в лавку на Львиной и передал старухе Фэн четыре ляна на покупку служанки, которую назвали Цзиньэр. Постоянно думая о своей новой зазнобе, Симэнь через два дня отбыл к ней верхом на коне, сопровождаемый Цитуном и Дайанем. У ворот он велел Цитуну отвести коня на Львиную.
Узнав о визите Симэня, старуха Фэн тотчас же купила жбан вина и бросилась к Ван накрывать стол. Она из кожи вон лезла, чтобы угодить Симэню.
В каждый свой приход Симэнь давал Ван Шестой по ляну-другому на расходы. Он появлялся у нее утром и прощался, когда отбивали первую ночную стражу. И никто в его доме понятия не имел об этой связи. Старая Фэн целыми днями хлопотала у Ван Шестой. Некогда ей было заглянуть в господский дом. Ли Пинъэр раза три посылал за ней слугу, да все напрасно – либо ссылалась на дела, либо оставляла дом на замке. И вот однажды Хуатун повстречал старуху и привел ее к Пинъэр.
– Что это значит, мамаша? – допрашивала ее Пинъэр. – Исчезла, и ни слуху ни духу. Слуг посылала – тебя нет. Почему не приходишь? Смотрите, какая занятая особа! Белье бросила, пеленки. Много ли служанки настирают? Все тебя ждем.
– Легко вам говорить, сударыня, – отвечала Фэн, – а я как писарь за дезертиром гонялась. Забот вот сколько – по самое горло. То ты соляной купец, то в дуду игрец. Снуешь, как белка в колесе.
– Да у тебя, видно, забот больше, чем у самого отца настоятеля. Когда ни позови, тебе некогда. Все деньги зарабатываешь? Где ж ты, интересно, пропадаешь?
– У кувшина и ушки отвалились, и горлышко отбилось. Какие там деньги?! Знаю, сердишься. Я и так уж думала: вот вырвусь, да никак… И сама, право, в толк не возьму, что день-деньской и делала. В прошлый раз матушка хозяйка серебро дала, просила найти за городом подушку для молитвенных бдений, а у меня из головы вон. Когда вспомнила, торговца уж и след простыл. Ну как же я к ней покажусь, а?
– Что ж, так и скажешь: нет, мол, тебе коврика? Как же ты ей в глаза-то посмотришь? Ведь она тебе деньги дала. Вместо того чтоб купить, будешь прикидываться да ловчить, да?
– На нет и суда нет, – отвечала старуха. – Верну деньги, и дело с концом. Я вон вчера чуть с осла не упала.
– Смотри, в другой раз упадешь, не встанешь, – заметила Пинъэр.
Фэн направилась в дальние покои, но по дороге зашла на кухню узнать новости.
– А, матушка Фэн! – встретили ее сидевшие рядом Юйсяо и жена Лайсина. – Где ж это ты, драгоценная, пропадаешь? Матушка Шестая тебя съесть готова. Исчезла, говорит, ни слуху ни духу.
Старуха подошла к ним поближе, отвесила два поклона и сказала: