— Всё. Хватит.

И Юрик повиновался, опустил руки и сделал шаг назад. А Леночка вдруг почувствовала, что краснеет, и хотя в темноте, даже при полной луне, сиявшей над их головами, разглядеть этого было нельзя, она отвернулась от Юрика и, как девчонка, сорвалась с места, не разбирая дороги.

Птица проследил взглядом за тем, как она скрывается за деревьями, потом показал луне большой палец, поднял Леночкину сумку с купальником и тапочками и поплелся в свой отряд. По пути он умылся и смочил голову в фонтанчике для питья, чтобы иметь алиби на предмет мокрых волос.

Во сне ему снилась утренняя линейка, на которой все стоящие в строю почему-то были голыми, в одних пионерских галстуках, причём у вожатой Леночки галстук был крохотный, словно игрушечный, особенно остро оттеняющий её наготу. А у члена совета дружины, примерной пионерки Свечкиной галстук был, наоборот, чрезмерно большой, полностью закрывающий её налитые груди.

Но Свечкину в этом сне как раз исключали перед строем из пионеров за совместное купание с начальником лагеря в неположенном месте и неприличном виде. Поэтому большой галстук с неё сняли под барабанный бой, и Свечкина осталась совсем голой, только почему-то сочла нужным прикрыть руками поросший светлыми волосами венерин холмик, хотя он и раньше, до снятия галстука, был открыт на всеобщее обозрение и никого решительно не смущал.

Голос с неба безапелляционно возгласил: «Тебя не примут в комсомол!», и все присутствующие в удивлении посмотрели наверх. То, что они увидели, изумило многих ещё больше. Из белоснежных облаков выглядывал чёрный громкоговоритель, дурным голосом орущий «Нам нет преград».

Созерцая это, прямо скажем, необычное зрелище, Юрик блаженно улыбался во сне.

Утром, на настоящей линейке, невыспавшийся Юрик не преминул сообщить Свечкиной:

— А ты мне сегодня во сне приснилась. В неприличном виде.

— Это в каком? — поинтересовался откуда-то сзади Шура Семицветов, чьи оттопыренные уши, как локаторы, улавливали все звуки вокруг, даже те, которые не были для этих ушей предназначены.

— В голом, — охотно пояснил Птица, и сразу несколько юношей бросили на Свечкину удивленный взгляд. Раньше этот аспект как-то ускользал от их внимания. Никто никогда не думал, что строгая и примерная Свечкина может быть голой. Подобная мысль была почти столь же кощунственной, как изредка посещавшее отдельных пионеров озарение, что Ленин, оказывается, тоже ходил в туалет.

Под раздевающими взглядами Свечкина покраснела до корней волос и наверно убежала бы с глаз долой — но уже протрубили горнисты и простучали барабанщики, а с дальнего конца строя к центру пронесли знамя. Покинуть строй в этот момент означало сорвать линейку, а на такое Свечкина была не способна. Пионерский долг пересилил, и она, сдержав слёзы, вскинула руку в салюте.

После линейки благоразумный, умеющий никогда не попадаться и не попадать Женька Гуревич сказал Юрику:

— Зря ты нарываешься. Она опять настучит, и полетишь ты отсюда белым лебедем.

— На то и гадкий утёнок, чтобы лебедем летать, — гордо ответствовал Юрик.

Свечкина, однако, и не подумала стучать. Правда, любители этого дела имелись в отряде и помимо неё, но они были лишены доступа в высокие сферы, так что их стук не пошёл дальше вожатой, которая и так краем уха слышала разговорчики в строю.

А день был банный, и Леночка была одна на весь отряд. Второй вожатый Дима ещё в начале смены явился на летучку с тяжёлого похмелья, вдрызг разругался с начальником и тут же был уволен, а замены ему пока не нашли.

Так что Леночке пришлось самой купать сначала мальчиков, а потом девочек. С мальчиками она, естественно, была в купальнике, а сами мальчики — в плавках. Только Птица явился без плавок, закрутив в обоснование этого замысловатую фразу в своей привычной манере:

— Каждый, кто хоть раз видел античную статую, знает, что находится у мужчины под трусами.

И что странно — чуть ли не любая выходка или эффектная фраза Юрика могла бы послужить замечательным поводом для насмешек или (взять хотя бы гадкого утёнка) для обидных прозвищ, — но никто никогда над ним не смеялся, никто не дразнил его и не выдумывал кличек — даже Птицей Юрик назвал себя сам. Все просто опасались — ведь неизвестно, какую месть Юрик может выдумать и по безбашенности своей воплотить в жизнь.

Вот и теперь только малолетний гигант Лёша Кучин, простой, как три копейки мелочью, и не привыкший думать о последствиях, лениво пробасил:

— А ты что, Геракул что ли, или что?

Юрик воззрился на Лёшу в немом изумлении. Он никак не подозревал Кучина в знании древнегреческой мифологии. Однако тут же вспомнил, что Лёша только что закончил пятый класс, где изучается история Древнего мира, и очевидно, Геракл вместе с оракулом случайно засели в его не засорённом излишними знаниями мозгу. А может, Лёшу самого кто-нибудь называл Гераклом — благо, было за что.