– Но разговор шел о десяти тысячах долларов!

– Так от пяти ты уже, по сути, сам отказался. Ибо завтра мои слова подтвердятся. Зачем же давать то, что завтра тебе придется вернуть обратно? Расставаться с деньгами труднее, чем не получать их вовсе.

Лицо прапорщика помрачнело. Он пробурчал:

– Что будет завтра, один Аллах знает, а сегодня я предпочел бы получить всю свою долю.

– Хорошо, хорошо! Да и не возьму я с тебя ничего! Завтра вечером отвезешь меня к Наде, возьмешь ящик шампанского, и будем в расчете.

Выбрасывая сигарету, майор мельком взглянул на часы: 21.40. Можно возвращаться в жилой отсек.

– Идем, Абдуламон, рассчитаю тебя по совести!

Соколов развернулся и пошел в сторону казармы.

Таджик, явно обескураженный поведением командира, поплелся следом. Прямо в холодные объятия смерти!

Они вошли в здание. Дневальный подал команду «Смирно!» и тут же «Застава, строиться на вечернюю поверку!».

Из солдатских отсеков вывалила толпа военнослужащих. Вышли из своего отсека и два прапорщика.

Майор с Селдымурадовым прошли мимо стремившихся на выход пограничников, вошли в комнату начальника заставы.

И тут же прапорщик попал в жесткий шейный захват человека в черном комбинезоне и такой же черной маске. От удушья таджик широко раскрыл рот, пытаясь вдохнуть воздуха, второй «профи» спецназа бросил ему в рот «черную таблетку», представляющую собой в действительности маленький желтый шарик. После чего, развернув таджика, первый «спец» вытолкнул оборотня в коридор.

Сам же, подав сигнал напарнику, быстро выскользнул в открытое окно.

Майор выглянул наружу и увидел, как две черные, почти незаметные на темном фоне скалы фигуры спецназовцев на тонких тросах быстро поднимаются вверх. Соколов закрыл окно и ставни, закурил, ожидая, что последует дальше, в коридоре казармы.

А там к стоящему спиной к тумбочке и смотрящему на улицу, где шла поверка, дневальному, прижимая руку к левой стороне груди, качаясь, шел прапорщик Абдуламон Селдымурадов.

Он сумел пройти отсек прапорщиков и прохрипеть:

– Дневальный!

Тот, услышав хрип сзади, обернулся.

И в это время, остановившись и сделав несколько рваных глубоких вдохов, таджик рухнул на пол.

Рядовой бросился к нему.

Прапорщик попытался что-то сказать, но полость его рта заполнила горькая пена, начавшая стекать с углов тонких губ Селдымурадова. Глаза затуманились и закатились, тело пробила предсмертная конвульсия.

Дневальный закричал:

– Товарищ майор! Товарищ майор!

Соколов вышел из комнаты, держа между пальцев наполовину искуренную сигарету. Увидев лежащего подчиненного, бросил окурок, кинулся к прапорщику.

– Абдуламон! Абдулло! Что с тобой?

Но тот уже ничего ответить не мог. Сердце Селдымурадова остановилось. Поднявшись над затихшим и вытянувшимся трупом помощника, майор приказал дневальному:

– Личный состав в казарму пока не впускать, прапорщиков ко мне!

Спустя минуты ошарашенные внезапной смертью сослуживца помощники офицера перенесли остывающее тело Селдымурадова на его кровать, накрыли труп простыней.

Майор вернулся к себе в комнату.

Тут же прошел вызов по рации, Соколов ответил:

– «Перевал» на связи!

Вопрос задал полковник спецназа:

– У тебя все в порядке, майор?

– Да! Так точно!

– Я снимаю блокаду с заставы, сообщай Беляеву о случившемся в подразделении «несчастном случае». Я вызову тебя завтра, как обычно, в 20.00 по местному времени.

Майор выразил сомнение:

– Я могу в это время находиться на похоронах в Ургабе!

– Ясно! Тогда, как только освободишься, выйдешь на связь сам, предварительно пустив в эфир контрольный сигнал, чтобы мои люди вновь смогли накрыть нужный район радиопомехами. Давай, работай, майор!

Соколов заметил:

– А ваши люди настоящие профессионалы!

– Ты сомневался в этом?

– Нет, но никогда не видел, как в боевом режиме действует спецназ. Это, знаете ли, впечатляет.

Полковник прервал дифирамбы майора:

– Все! Конец связи, вызывай Беляева.

У входа в здание, недалеко от распущенного из строя рядового личного состава, сгруппировались прапорщики заставы. Соколов подошел к ним.

Один из подчиненных спросил:

– Как же это так, товарищ майор?