Беляев вышел из комнаты, и тут с поста доложили, что на личном автомобиле из Ургаба, якобы по вызову самого подполковника, к шлагбауму подъехал врач-патологоанатом.

Подполковник приказал пропустить машину на территорию заставы, проводив врача к казарме. Начальник отряда сам вышел встречать медика, которого знал давно и который был человеком Мансура.

Патологоанатом, по национальности узбек, слыл в Ургабе обеспеченным человеком, имел собственный двухэтажный дом и нескольких жен. Он был единственным в поселке дипломированным врачом и брался лечить любые болезни, нещадно обдирая больных из местных жителей. К тому же он оказывал услуги Мансуру, истинному, в отличие от официальной власти, хозяину Ургаба. Да и власть этот наркобарон назначал сам, определив ей, как и положено по Конституции, статус слуг, но с одной оговоркой: не слуг народа, а своих собственных батраков. И эти слуги добросовестно служили своему истинному хозяину, получая от него зарплату, превышающую сумму содержания среднего таджикского чиновника в сотни раз. От этого пирога отрывал приличный кусок и врач-узбек.

Беляев и патологоанатом встретились возле «УАЗа» командира отряда. Первым поздоровался узбек. Все же подполковник российских пограничников – это не Мансур. От офицера напрямую зависела судьба ургабского наркобарона. Это счастье, что ТАКОЙ подполковник осуществляет руководство прикрытием границы возле озера Карауль. Будь другой на его месте, черта с два прошли бы дальше поста машины с наркотой, со всеми вытекающими из этого последствиями.

– Ассолом аллейкюм, уважаемый Сергей Андреевич!

– Салам, Улугбек! Как дела? Семья, дети?

Врач улыбнулся:

– Все, слава Аллаху, хорошо! Как дела у вас, господин подполковник?

– Нормально!

Они пожали друг другу руки.

Беляев взял медика под локоть, отвел за свою командирскую машину, где никто, кроме «спецов» «Виртуса», о присутствии которых поблизости ни оборотень в погонах, ни хапуга в белом халате даже не подозревали, не мог услышать их разговор.

Подполковник спросил:

– Скажи, Улугбек, ты сможешь провести тщательное, квалифицированное вскрытие?

– Конечно, это же моя работа, но вопрос, уважаемый, что вы подразумеваете под тщательным вскрытием? Мне что-то необходимо найти в органах трупа? Скажите, что именно, и я буду искать то, что вам нужно!

Беляев проговорил:

– Понимаешь, Улугбек, не нравится мне смерть Селдымурадова!

На что врач философски ответил:

– А кому вообще, Сергей Андреевич, может нравиться смерть?

– Я не о том! Как это лучше объяснить... слишком уж все как-то неожиданно, быстро, неестественно!

Врач вздохнул:

– Э, подполковник, смерть-то как раз явление естественное. От нее еще никто не уходил. А насчет внезапности? Это обстоятельство лишний раз напоминает нам, насколько хрупка и непрочна нить жизни человеческой. Но я учту ваши пожелания и работать буду на совесть. На что, по вашему мнению, мне следует обратить особое внимание? На раны? Проколы органов? Отравляющие вещества?

– На все, – ответил Беляев. – Осмотри, Улугбек, каждый миллиметр трупа, выпотроши все его внутренности, проверь на наличие токсинов. Ну, не мне тебя учить. А чтобы работа у тебя спорилась, вот гонорар – тысяча долларов. Если найдешь то, что укажет на насильственный характер смерти, я увеличу вознаграждение в пять раз.

Патологоанатом с удовольствием положил пачку долларов в карман, сказав:

– Мне пора! Или у вас есть еще что мне сказать?

– Нет, Улугбек, иди работай!

Врач, неся солидный чемодан, набитый всяческим медицинским инструментом, прошел в сушилку, куда на стол для чистки оружия уже был перенесен труп Селдымурадова, поставлены емкости с водой, ведра и тазики. Улугбек закрылся в своеобразном морге и, закурив первую сигарету, начал работу.

Все два часа, пока в сушилке над трупом колдовал врач, Беляев не общался с Соколовым. Начальник отряда принял активное участие в досмотре машин, инструктируя пограничников, показывая, как и что надо делать, на личном примере.

Наконец патологоанатом вышел из казармы, вытирая руки полотенцем. Беляев тут же направился к нему, спросил:

– Ну, что, Улугбек?

– Не знаю, к сожалению ли для вас, подполковник, или нет, но труп, как у нас говорят, чист! Я имею в виду то, что ваш бывший подчиненный абсолютно точно умер своей смертью, безвременной, но естественной. Никаких признаков насилия я не обнаружил, в том числе и остатков отравляющих веществ, которые за столь короткий срок от смерти до вскрытия не могли быть выведены из организма или раствориться в нем! По крайней мере, с такой отравой я еще не встречался! А опыт работы с ядами у меня богатый. У прапорщика внезапно остановилось сердце. Такое бывает довольно часто. И непредсказуемо, внезапно. Вот таково мое заключение, уважаемый Сергей Андреевич. Письменно оформить вскрытие?

Подполковник скривился:

– А кому оно нужно? Спасибо за работу, не смею больше тебя, Улугбек, задерживать. Только прошу, не афишируй причину своего вызова на заставу, яхши?

– Что я, враг себе, ваши люди не проболтались бы!

– Это уже моя проблема.

Врач уехал, Беляев закурил.

Прапорщик умер естественной смертью! И это теперь факт неоспоримый. Никто к его гибели не имеет никакого отношения, в том числе и майор Соколов. Что ж, это уже лучше!

Подполковник прошел к майору, стоявшему все время беседы начальника с врачом у шлагбаума, предложил: