Некоторые спрашивают: «Что нам делать?» Тогда вы отвечаете: «Первое: надо взять масло и вылить его в пруд, чтобы личинки малярийного комара перестали расти; тогда комары больше не смогут заражать вас малярией. В результате многие люди, что сейчас лежат пластом, пойдут работать, не будет смерти от осложнений, а пруд, наконец, можно будет использовать для всеобщей пользы». И что же отвечает племя?

«Ты вещаешь о таких высоких материях,- говорят люди, - что для нас твои слова теряют всякий смысл. Как может комар быть связан со смертью или водой? Комар много не выпьет. Да они и не слишком кусают! Колдун рассказывал нам об опасностях нарушения табу. Наверное, ты хочешь сказать, что комары каким-то образом являются табу?»

Вы настаиваете: «Дайте мне время, и я покажу вам». Они пристают: «Как долго ждать?» Им хочется увидеть все СЕЙЧАС. Вы говорите: «Прекрасно, мы выпишем микроскопы, ДДТ, книги Листера и Росса…» Им кажется, что вы бредите, подобно безумцу. В лучшем случае они думают, что вы невероятный чудила.

Тогда вы спрашиваете: «Как бы вы хотели, чтобы я рассказывал об этом?» Они скажут: «Не важно, продолжай дальше». Или: «Рассказывай так, как говорят знахари, мы к этому привыкли». Тут вы ответите: «На языке знахаря можно выразить лишь примитивные идеи». «Тогда научи нас новому языку»,- требуют они. «Прекрасно,- говорите вы,- это как раз то, что я пытаюсь делать, а вы даже не стараетесь запомнить новые понятия». На что они заявляют: «Да, нам и прежде говорили, что мы безнадежны. Когда мы находимся рядом с тобой, то действительно чувствуем себя безнадежными. Разве это не хороший признак?» Вы отвечаете: «Есть разные степени безнадежности: есть время ее просто чувствовать, а есть время, когда с нею можно вступить в некоторые отношения». И тут они опять замечают: «Какое странное новое учение, настолько странное, что, может быть, и вранье. То есть оно напрочь отличается от всего, что мы когда-либо слышали».

Нет смысла браться за решение проблемы передачи Учения нынешнему и новому поколениям студентов и даже упоминать о существовании подобной проблемы до тех пор, пока не решена проблема социологическая.

Социологические проблемы связаны с позицией (человека), с образом его мыслей, отношением к любому культу, верованию, набору идей, обществу, знакомым или незнакомым способам браться за дело.

В этой культуре до недавних пор проблемы такого рода рассматривались как психологические, но их корни лежат глубже, а сами проблемы лучше видны и решаются с относительной легкостью в социологическом контексте.

Если проекция Учения вызывает у того или иного индивида и/или группы реакцию принятия, отторжения или неуверенности, - это является следствием разных позиций, сформированных ранее их родной общиной. Предубеждение «за» или «против» относительного любого подхода «извне» или даже «изнутри» существует как симптом хорошей или плохой приспособляемости индивида или группы к общественным нормам.

Так, например:

Если индивид или группа привыкли находить социальную поддержку и преимущества в авторитарной системе, такой индивид или группа будут искать те же стимулы и в «новом» подходе.

Если социальное окружение натренировало индивида относиться к тому, чего тот не понимает, как ко злу, он будет нетерпим ко всему непонятному, включая любое проявление Учения, и не только Учения.

Только безнадежно невежественные индивиды и институты берут на вооружение метод «обусловливания людей» (обеспечивая их новым социальным кругозором) и считают это этапом Учения. На самом деле здесь действует принцип конвейера.

Только социальные группы, притворяющиеся группами «высшего порядка» (включая те, что относятся к религиозным), воображают, будто стимулирование эмоционального кризиса, который приводит к принятию определенных верований, имеет какую-то связь с «обращением». Это всего лишь перепрограммирование.

Следовательно, любой подход к индивидам и/или группам (как бы они ни выглядели) должен учитывать упомянутые социальные факторы. Более того, подход должен быть выражен таким образом, чтобы отсутствие в нем поверхностных моментов, на самом деле относящихся к социальной сфере, не вызывало сомнений. Подобный подход должен иллюстрировать так ясно и так часто, как только возможно, что большинство людей принимают за «духовные» или «высшие» переживания продукт, производимый методологиями, нарушающими обычную социальную, химическую или электрическую среду индивида.

Если эта информация неизвестна будущему студенту, ему придется извлечь ее из доступных ныне источников. «Учить» тому, что человек может получить и в других местах, будет бесполезной тратой времени и сил.

Когда социальная проблема вклинивается между изучающим и Учением, ученик, оказавшись отрезанным от информации об истинном положении дел, неизбежно станет продолжать изучение и попытки применения материалов высшего развития только для улучшения своей социальной приспособляемости.

Подобное употребление материалов является пародией на то, как ими можно пользоваться на самом деле, и в результате инструкторы Учения опускаются до уровня механиков по социальной интеграции, имея дело с задачами, с которыми не хуже могли бы справиться и люди, обладающие обычными для современных культур знаниями.

Однако фактор социальной приспособляемости занимает столь значительное место в умах обучающихся, и этот фактор настолько перепутывается в их мыслях с чем-то «высшим», что позволить себе увидеть всю эту ситуацию становится настоящей проблемой и проверкой для ученика.

Самообман вынудит его сопротивляться, отрицать или просто пройти мимо такого осознания. Как бы то ни было, Учение неизменно утрачивается, если оно превращается лишь в инструмент социального приспособления. Это тем более верно, поскольку методы и механизмы социального приспособления уже стали доступны широкому кругу потребителей в «господствующей культуре».