Молча выслушав меня, Джекстроу спросил:

— Что будем делать, доктор Мейсон?

— Смотря по обстоятельствам. Разговаривал с Джоссом?

— Пятнадцать минут назад. В туннеле.

— Что с передатчиком?

— Боюсь, ничего не выйдет. Не хватает нескольких конденсаторов и ламп.

Он искал их повсюду. Считает, что запасные детали у него похитили.

— Может, еще найдутся? — предположил я, сам не веря тому, что говорю.

— Две лампы уже нашлись. В глубине туннеля. От них осталась кучка битого стекла.

— Наши «друзья» ничего не упускают из виду! — вполголоса выругался я. Выходит, иного выбора у нас нет. Ждать больше нельзя. Отправляемся как можно раньше. Но прежде всего нужно как следует выспаться.

— Двинемся в Уплавник? — Там, близ устья глетчера Стрейзунд, находилась база нашей экспедиции. — Думаете, мы туда доберемся?

Так же, как и я, Джекстроу думал не о тяготах и опасностях зимнего похода в условиях Арктики, хотя они и представляли собой серьезную проблему для нас, оснащенных допотопным «Ситроеном», а о том обществе, в котором нам придется находиться. Было совершенно очевидно, что неизвестные преступники смогут избежать правосудия или, по крайней мере, ареста и допроса лишь в том случае, если из всей компании уцелеют одни они.

— Шансы у нас невелики, — заметил я сухо. — Но их будет еще меньше, если останемся здесь. Тогда голодная смерть нам обеспечена.

— Это верно. — Помолчав, он заговорил о другом. — По вашим словам, нынче вечером вас пытались убить. Не кажется ли вам это странным? А я-то решил, что нам с вами нечего опасаться. По крайней мере, несколько дней.

Я понял, что он имел в виду. Кроме нас с Джекстроу вряд ли можно было найти кого-то во всей Гренландии, кто сумел бы завести трактор, тем более работать на нем. Лишь Джекстроу мог управляться с собачьей упряжкой. Что же касается ориентировки по звездам или магнитному компасу, что весьма сложно в высоких широтах, то вряд ли кто-то из пассажиров был в ладах с этим искусством. То, что мы были знатоками своего дела, гарантировало нам жизнь хотя бы на ближайшее время.

— Ты прав, — согласился я. — Но, по-моему, они об этом не думали, поскольку не придавали значения обстоятельствам. Надо заставить их осознать всю серьезность обстановки. Тогда мы оба обезопасим себя. Пока мы. не отправились в поход, надо все поставить на свое место. Вряд ли это придется по нраву нашим новым знакомым, но ничего не попишешь. — Я объяснил свой план Джекстроу, и тот, подумав, кивнул головой.

Через две-три минуты после того, как мой товарищ спустился в барак, я последовал его примеру. Все девять пассажиров сидели внизу. Точнее, восемь; девятая, Мария Легард, исполняла обязанности шеф-повара. Я обвел сидящих внимательным взглядом. Впервые в жизни я смотрел на людей, пытаясь определить, кто из них убийцы. Ощущение было не из приятных.

Поначалу мне показалось, будто любой — или любая — мог быть потенциальным или фактическим преступником. Правда, даже допуская подобную мысль, я отдавал себе отчет в том, как она могла появиться. Ведь в моем сознании убийство ассоциировалось с отклонением от нормы. При теперешних же совершенно немыслимых обстоятельствах пассажиры в своих громоздких, нелепых костюмах, все как один, казались далеко не нормальными. Но потом, приглядевшись повнимательней, перестав обращать внимание на неестественность обстановки и нелепость одежды, я увидел перед собой лишь горстку дрожащих от холода, топающих ногами, чтобы согреться, несчастных и вполне обыкновенных людей.

Но так ли уж они обыкновенны? Можно ли сказать это о Зейгеро? Х)н обладал телосложением, силой, быстротой реакции и темпераментом первоклассного боксера тяжеловеса. Однако на боксера был совсем не похож. Не потому, что он, очевидно, образованный и культурный молодой человек. Такие боксеры не редкость. Дело было в другом: на лице его я не обнаружил ни единой отметины. Даже шрамов на бровях. Кроме того, я ни разу не встречал его фамилии на афишах. Правда, подобный факт еще мало о чем говорит. Будучи медиком, я не выношу зрелищ, в которых один homo sapiens старается нанести увечье другому, поэтому спортом мало интересуюсь.

Возьмем того же Солли Левина, его импресарио или, скажем, преподобного Джозефа Смоллвуда. Солли совершенно не похож на импресарио боксера-профессионала из Нью-Йорка. Скорее, его можно было назвать карикатурой подобного типажа, насколько я мог судить. Преподобный Смоллвуд кроткий, мягкий, чуточку нервный, чуточку анемичный человек, какими нам часто изображают служителей культа и какими они почти никогда не бывают в действительности, — настолько соответствовал стереотипу, что все его поступки, реакцию, замечания можно было заранее предсказать и не ошибиться ни на йоту. Однако я знал, что убийцы настолько умны и рассудительны, что стараются не походить на расхожий персонаж, чтобы не выдать себя. Правда, они могут оказаться настолько хитры, чтобы поступать как раз наоборот.

Личность Корадзини тоже оставалась загадкой. Проницательные, умные, крутые бизнесмены и предприниматели — типичный продукт американского образа жизни. Именно таким продуктом и являлся Корадзини. Однако, в отличие от рядового бизнесмена, обладающего лишь крутым характером, Корадзини, кроме того, был крут и физически. Эту крутость, даже жестокость, я это понял, он без колебаний проявит в любом деле, даже в том, которое не имеет прямого отношения к бизнесу. Я был готов подозревать Корадзини, но по причинам, совершенно противоположным тем, по которым подозревал Левина и преподобного Смоллвуда. Корадзини не укладывался ни в какие рамки, он совершенно не был похож на типичного американского предпринимателя.