Шрифт:
В 1783 году Екатерина Великая выкупила у Орловых Гатчину и подарила ее наследнику престола Павлу Петровичу, который только после восшествия на престол занялся перестройкой дворца, впрочем не нанесшей ущерба замыслам великих итальянцев. Новый государь намеревался воздвигнуть в Гатчине грандиозное сооружение, для чего пригласил Баженова. Но этот замысел был воплощён не в Гатчине, а в Петербурге, где вырос Инженерный, или Михайловский, замок. Затворившись в Гатчине, Павел сделал ее своей штаб-квартирой, центром, в котором русская армия перелопачивалась на прусский лад.
До переезда в Петербург, незадолго до своей гибели в Михайловском замке, Павел I оказался первым гатчинским затворником, хорошо помнившим, как кончил его отец Петр Федорович, убитый заговорщиками.
Князь Кропоткин, будучи камер-пажом Александра II, наблюдая за наследником, не раз говорил себе: «Он так напоминает лицом и сознанием своего величия Павла Первого! Если Александр Александрович когда-нибудь вступит на престол, то будет другим Павлом Первым в Гатчине и примет такую же смерть от своих придворных, как и прадед его…»
Павел Петрович превратил Гатчинский дворец воистину в вобановскую крепость, [139] с рвами и сторожевыми башнями, откуда потайные лестницы вели в царский кабинет. В кабинете имелся люк, через который можно было неожиданно сбросить врага в воду – на острые камни внизу, и существовали тайные лестницы, спускающиеся в глубокие казематы и в подземный проход, ведущий к озеру.
С тех весьма досточтимых времен Гатчина, где не желали жить ни Николай I, ни Александр II, можно сказать, поросла травой забвенья. Правда, в нескольких местах сохранились допотопные будки, возле которых стояли городовые, вооруженные алебардами. [140] Но и они, оставив свое грозное оружие, отлучались на приработки, выступая уже в роли дворников на ближних дачах. Министру двора графу Воронцову-Дашкову предстояло в кратчайший срок навести новые порядки по охране царской резиденции.
139
Вобановская крепость – характеристика крепостных сооружений, отличающихся высоким качеством и надежностью; по имени Вобана Себастьяна (1633–1707), французского маршала, инженера и писателя времени Людовика XIV. Вобан построил 33 новых крепости, починил до 300 старых, руководил осадой 53 крепостей; усовершенствовал систему бастионных фронтов.
140
Алебарда – старинное оружие, топор и копье на длинном древке.
Были восстановлены защитные сооружения, построенные при Павле I, и созданы новые, современные. Александр III приказал установить в подземельях автоматические электрические приборы, чтобы революционеры не могли произвести подкопы. Такими же приборами были снабжены подземные галереи, которые были вырыты вокруг Аничкова дворца. Все лица, появлявшиеся в Большом Гатчинском дворце, не исключая гофмаршала Грота, должны были иметь при себе удостоверение с фотографической карточкой.
Старый учитель императора Победоносцев письменно назидал:
«Ради Бога, примите во внимание нижеследующее: 1) Когда собираетесь ко сну, извольте запирать за собою дверь – не только в спальне, но и во всех следующих комнатах, вплоть до входной. Доверенный человек должен внимательно смотреть за замками и наблюдать, чтобы внутренние задвижки у створчатых дверей были задвинуты. 2) Непременно наблюдать каждый вечер, перед сном, целы ли проводники звонков. Их легко можно подрезать. 3) Наблюдать каждый вечер, осматривая под мебелью, все ли в порядке. 4) Один из Ваших адъютантов должен бы был ночевать вблизи от Вас, в этих же комнатах. 5) Все ли надежны люди, состоящие при Вашем Величестве? Если кто-нибудь был хоть немного сомнителен, можно найти предлог удалить его…»
– Я не боялся турецких пуль и вот должен прятаться от революционного подполья в своей стране, – сердился Александр Александрович.
– Ваше величество! – отвечал Воронцов-Дашков. – Россия не должна подвергаться опасности потерять двух государей в течение одного года…
Впрочем, не обошлось и без переборов. Помощник гофмаршала генерал Аничков обошел владельцев дач и объявил о высочайшем повелении заколотить все калитки, отделявшие дачи от Приоратского парка. Однако когда Воронцов-Дашков докладывал государю о принятых мерах и речь зашла о калитках, тот возразил, что не желает стеснять жителей и дачников, добавив с улыбкой:
– Неужели же им удобнее будет лазить через забор!..
И все же меры принимались небезосновательно. Когда государю в Гатчинском дворце приготовили ванну и он еще не успел в нее сесть, камердинер, мерявший температуру воды, обнаружил в ванне яд. Крамола лезла во все щели. Пришлось выслать француженку-модистку мадемуазель Теодор, которая шила белье наследнику. В карман рубашки она подсунула письмо с угрозами в адрес государя. Снова появились прокламации, саперы у Каменного моста нашли мину, которую революционеры готовились взорвать, когда император должен был ехать из Петербурга в Царское Село. Пожар террора погас, но угли его еще тлели…
Поселившись в Гатчинском дворце, Александр III отказался занимать роскошные покои бельэтажа, украшенные золоченой мебелью, с превосходной резьбой в стиле Людовика XVI, с яркими штофными малиновыми и голубыми обивками, великолепными люстрами с рубиновыми и бирюзовыми вазами на стержнях, отражавшимися в узких, обведенных золоченым резным багетом зеркалах. Государь поселился в антресолях дворца, в тесных и мрачных комнатах, где всюду почти касался головой потолка. Очевидно, Александр Александрович, как истинно русский человек, на манер православного купечества любил жару, духоту и тесноту. Комнаты были обращены окнами частью в Собственный сад, частью – в Голландский. В них можно было пройти либо по двум винтовым лестницам, либо по коридору, ведущему от великолепной Мраморной лестницы, открывающей парадные покои. Он приказал украсить комнаты картинами любимых художников – Поленова, Боголюбова, Зичи, [141] которым оказывал особое покровительство. Александр III вообще предпочитал русских живописцев западным и принимал лишь искусство здоровое и понятное. [142] Когда государь оказался в художественном отделе французской выставки, то, едва окинув взглядом декадентские полотна, где не было ни природы, ни моря, ни гор, ни солнца, ни цветов, ни уличных видов, ни батальных сцен, а только вытянутые почти на один манер женские фигуры, совершенно нагие, с вывернутыми лядвиями и истощенными лицами, – он отвернулся от них со словами:
141
Зичи Михаил Александрович (1829–1905) – художник, из венгров, академик акварельной живописи (с 1838) и придворный живописец (с 1880). Большинство его картин украшали дворцы и альбомы высочайших особ.
142
Александр III вообще предпочитал русских живописцев западным и принимал лишь искусство здоровое и понятное. – По воспоминаниям современников, Александр III боготворил иконопись, батальную живопись, любил портретную и пейзажную и был равнодушен к жанровой. Последнее, в частности, выразилось в его неприятии передвижников и третировании И. Е. Репина за антихудожественность. В дворцовом собрании Александра III представлены работы всех выдающихся русских художников – И. Айвазовского, В. Боровиковского, Ф. Бруни, К. Брюллова, А. Васнецова, А. Венецианова, К. Верещагина, Н. Крамского, К. Маковского, К. Савицкого, С. Щедрина и др.