Шрифт:
Родэ. А Мария Сергеевна где?
Кулыгин. Маша в саду.
Федотик. С ней проститься.
Родэ. Прощайте, надо уходить, а то я заплачу… (Обнимает быстро Тузенбаха и Кулыгина, целует руку Ирине.) Прекрасно мы здесь пожили…
Федотик (Кулыгину). Это вам на память… книжка с карандашиком… Мы здесь пойдем к реке…
Отходят, оба оглядываются.
Родэ (кричит). Гоп-гоп!
Кулыгин (кричит). Прощайте!
В глубине сцены Федотик и Родэ встречаются с Машей и прощаются с нею: она уходит с ними.
Ирина. Ушли… (Садится на нижнюю ступень террасы.)
Чебутыкин. А со мной забыли проститься.
Ирина. Вы же чего?
Чебутыкин. Да и я как-то забыл. Впрочем, скоро увижусь с ними, ухожу завтра. Да… Еще один денек остался. Через год дадут мне отставку, опять приеду сюда и буду доживать свой век около вас. Мне до пенсии только один годочек остался… (Кладет в карман газету, вынимает другую.) Приеду сюда к вам и изменю жизнь коренным образом. Стану таким тихоньким, благо… благоугодным, приличненьким…
Ирина. А вам надо бы изменить жизнь, голубчик. Надо бы как-нибудь.
Чебутыкин. Да. Чувствую. (Тихо напевает.) Тарара… бумбия… сижу на тумбе я… [36]
Кулыгин. Неисправим Иван Романыч! Неисправим!
Чебутыкин. Да вот к вам бы на выучку. Тогда бы исправился.
Ирина. Федор сбрил себе усы. Видеть не могу!
Кулыгин. А что?
36
Тарара… бумбия… – Запев этой песенки («Тарарабумбия, Сижу на тумбе я, И горько плачу я, Что мало значу я») восходит, видимо, к тексту популярного в свое время «гимна» шансонеток, выступавших в парижском кафе-ресторане Максима.
Чебутыкин. Я бы сказал, на что теперь похожа ваша физиономия, да не могу.
Кулыгин. Что ж! Так принято, это modus vivendi. Директор у нас с выбритыми усами, и я тоже, как стал инспектором, побрился. Никому не нравится, а для меня все равно. Я доволен. С усами я или без усов, а я одинаково доволен… (Садится.)
В глубине сцены Андрей провозит в колясочке спящего ребенка.
Ирина. Иван Романыч, голубчик, родной мой, я страшно обеспокоена. Вы вчера были на бульваре, скажите, что произошло там?
Чебутыкин. Что произошло? Ничего. Пустяки. (Читает газету.) Все равно!
Кулыгин. Так рассказывают, будто Соленый и барон встретились вчера на бульваре около театра…
Тузенбах. Перестаньте! Ну что, право… (Машет рукой и уходит в дом.)
Кулыгин. Около театра… Соленый стал придираться к барону, а тот не стерпел, сказал что-то обидное…
Чебутыкин. Не знаю. Чепуха все.
Кулыгин. В какой-то семинарии учитель написал на сочинении «чепуха», а ученик прочел «реникса» – думал, по-латыни написано. (Смеется.) Смешно удивительно. Говорят, Соленый влюблен в Ирину и будто возненавидел барона… Это понятно. Ирина очень хорошая девушка. Она даже похожа на Машу, такая же задумчивая. Только у тебя, Ирина, характер мягче. Хотя и у Маши, впрочем, тоже очень хороший характер. Я ее люблю, Машу.
В глубине сада за сценой: «Ау! Гоп-гоп!»
Ирина (вздрагивает). Меня как-то все пугает сегодня.
Пауза.
У меня уже все готово, я после обеда отправляю свои вещи. Мы с бароном завтра венчаемся, завтра же уезжаем на кирпичный завод, и послезавтра я уже в школе, начинается новая жизнь. Как-то мне поможет Бог! Когда я держала экзамен на учительницу, то даже плакала от радости, от благости…