Старания Погодина привлечь Гоголя к постоянному участию в "Москвитянине" не увенчались успехом. В обстановке ожесточенной идейной борьбы, которая развернулась с начала 40-х годов между прогрессивными силами общества, возглавляемыми Белинским -- с одной стороны, славянофилами и идеологами официальной народности -- с другой, позиция Гоголя была очень сложной. Своими гениальными обличительными произведениями он помогал делу Белинского, хотя и не возвышался до его страстных революционных убеждений. Связанный узами личной дружбы с деятелями славянофильского лагеря, Гоголь вместе с тем был чужд их политическим взглядам и долго сопротивлялся их попыткам использовать его имя и авторитет в борьбе против Белинского. Еще более далек был Гоголь от Погодина.

Перечисляя Погодину его "вины", Гоголь писал: "Первая -- ты сказал верю -- и усомнился на другой же день, вторая -- ты дал клятву ничего не просить от меня и не требовать, но клятвы не сдержал: не только попросил и потребовал, но даже отрекся и от того, что давал мне клятву. Отсюда произошло почти все" 1. Усилия Погодина представить Гоголя в качестве союзника "Москвитянина" кончились провалом. Их личные отношения оказались на грани полного разрыва.

В цитированном выше письме к Языкову от 26 октября 1844 года Гоголь дал выразительную характеристику Погодина как грубого и беспринципного человека: "Такой степени отсутствия чутья, всякого приличия и до такой степени неимения деликатности, я думаю, не было еще ни в одном человеке испокон веку" 2.

С. Т. Аксаков не мог, конечно, целиком игнорировать подобные вопиющие факты. Но в изложении этих фактов он старается всячески ослабить их принципиальное значение, придать конфликту между Гоголем и Погодиным сугубо личный характер, лишенный какого бы то ни было общественного смысла.

Свое отношение к Погодину Гоголь не скрывал и высказался о нем однажды даже публично, в печати -- в IV гл. "Выбранных мест из переписки с друзьями".

Гневные и справедливые строки о Погодине в "Выбранных местах" всполошили весь славянофильский лагерь. Шевырев назвал поступок Гоголя "нехорошим" и ультимативно сообщил, что он отказывается хлопотать о втором издании книги, если не будет в ней уничтожено все, компрометирующее Погодина 3. Показательна позиция С. Т. Аксакова в этом инциденте. В воспоминаниях он пытается изобразить себя человеком объективным, способным, несмотря на дружбу, осудить Погодина за его непристойное поведение. Однако после выхода "Выбранных мест" обнаружилась с предельной очевидностью цена этой "объективности" Аксакова, решительно ставшего на сторону Погодина. В письме к сыну Ивану от 14 января 1847 года он писал: "Я никогда не прощу Гоголю выходки на Погодина: в них дышит дьявольская злоба..." 4 Так завершается процесс самораскрытия С. Т. Аксакова.

1 Н. В. Гоголь, Письма, т. II, стр. 355.

2 Т а м же, стр. 499.

3 "Отчет Император. публ. биб-ки за 1893 год", стр. 42, 44.

4 "Русский архив", 1890, No 8, стр. 162.

"Друзья" в данном случае, как и во всех других, действовали вполне солидарно. И этот пример лишний раз подтверждает несостоятельность попыток С. Т. Аксакова показать себя инакомыслящим в среде славянофилов, человеком, совершенно беспристрастно относившимся к Гоголю.

Пристрастность воспоминаний Аксакова проявляется во многих случаях, но, пожалуй, всего нагляднее -- в стремлении автора всячески подчеркнуть благотворное влияние, оказанное им и его друзьями на Гоголя. Аксаков здесь доходит до кощунственного извращения фактов, указывая, например, что будто бы "дружба с нами и особенно влияние Константина" были единственной причиной "сильного чувства к России" у Гоголя.

Нелепость этого утверждения слишком очевидна. Патриотическое чувство любви к родине было воспитано в Гоголе, конечно, не славянофилами.

"История моего знакомства с Гоголем", как видим, меньше всего может быть названа беспристрастной мемуарной летописью. С. Т. Аксакова в этой работе интересовала не только, или, может, даже не столько личность Гоголя, сколько своя собственная.

>

5

В середине 40-х годов стали отчетливо обнаруживаться у Гоголя признаки идейного кризиса. Его предвестниками явились все чаще начавшие проскальзывать в письмах фальшивые нотки христианского смирения, а также выражения недовольства своими великими произведениями.

Наиболее сильно идейный кризис писателя отразился в его книге "Выбранные места из переписки с друзьями", вышедшей в начале 1847 года.

Гоголь подолгу жил за границей и был оторван от почвы народной жизни. Людей, которые могли бы помочь ему разобраться в сложных вопросах современной действительности, около него не было. В этих условиях сила сопротивления Гоголя тому систематическому духовному отравлению, которому на протяжении многих лет он подвергался со стороны своих "друзей", стала ослабевать. Их влияние к середине 40-х годов начало сказываться на Гоголе, на его идейном развитии. Московские, как и некоторые другие его друзья -например Жуковский, а также А. О. Смирнова, 3. А. Волконская -- во многом способствовали росту у писателя реакционных, религиозно-мистических настроений. "Этим знакомствам, -- писал Чернышевский, -- надобно приписывать сильное участие в образовании у Гоголя того взгляда на жизнь, который выразился "Перепискою с друзьями" (наст. изд., стр. 570).

"Гоголь не устоял против своих поклонников", -- заметил однажды В. А. Соллогуб. Справедливость этих слов подтверждается многочисленными фактами.

Н. М. Павлов рассказывает, что ему нередко приходилось слышать подобные разговоры: "Это славянофилы погубили Гоголя! Они виноваты в том, что он издал "Переписку с друзьями" 1. И то обстоятельство, что некоторые из славянофилов (в частности, сам С. Т. Аксаков) лицемерно отмежевались от книги Гоголя, нисколько не противоречит этому выводу. В. П. Боткин правильно писал о том же А. А. Краевскому: "Наши словене книгу Гоголя приняли холодно, но это потому только, что Гоголь имел храбрость быть последовательным и итти до последних результатов, а семена белены посеяны в нем теми же самыми словенами" 2. Более определенно выразил эту мысль Белинский. В письме к Боткину от 6 февраля 1847 года он заметил, что славянофилы напрасно сердятся на автора "Выбранных мест", "им бы вспомнить пословицу: "неча на зеркало пенять, коли рожа крива". Они подлецы и трусы, люди не консеквентные, боящиеся крайних выводов собственного учения" 3.

Насколько проницательны были эти строки Белинского можно судить на примере того же С. Т. Аксакова. В 1847 году под свежим впечатлением ожесточенных споров, возникших вокруг "Выбранных мест из переписки с друзьями", Аксаков счел нужным отозваться о книге отрицательно. В письме к сыну Ивану он высказал мнение, что Гоголь "помешался". Аксаков расценивал "Выбранные места" как измену Гоголя своим прежним убеждениям, и в 1849 году даже написал ему: "Мне показалось несовместным ваше духовное направление с искусством" 4.