– Я дочь знатного человека!
– строптиво отвечала она.
– Мой отец один из предводителей франков, и если вы увезете меня, за мной пустятся в погоню четыре тысячи всадников!

– О Джабир, мы были подобны тому, кто собирает хворост ночью! воскликнул Ади.
– Вместе с хворостом он подбирает и сучья, и помет, и камни, ибо не видит ничего в потемках. А мы собирались всего лишь развеять свою печаль и усталость, но вместе с этим нашли красавицу времен и услышали от нее такие важные для нас сведения!

И я рассмеялся, и вышел из-за деревьев, и тоже поклонился франкской девушке.

– Вас тут двое!
– воскликнула она.
– Если вы приблизитесь ко мне, то я закричу, и мои девушки услышат меня, и сюда за мной примчатся слуги моего отца!

– Мы приблизимся к тебе ровно настолько, насколько ты пожелаешь, о госпожа, и не забывай, что это мы спасли тебя от той старухи, разрушив ее чары прибрежным камушком, - сказал Ади.

– Какие чары и что за камушек, о сарацины?
– спросила девушка, не очень, впрочем, нам доверяясь, потому что одновременно она пошарила рукой по своему поясу, и нашла подвешенный к нему короткий нож, и положила руку на его рукоять.

– А как по-твоему, госпожа, почему ты оказалась в реке? Разве ты не помнишь, что старуха загнала тебя в воду, размахивая перед твоим лицом сжатым кулаком, а ты покорно отступала перед ней? И ты была как те, что грезят наяву, и мы испугались за тебя, и я поднял камушек, и метнул, и попал тебе между лопаток, - растолковал Ади.

– Этого не могло быть!
– не совсем уверенно, и все же достаточно упрямо отвечала она.
– Этого не могло быть...

Но по ее лицу мы поняли, что Ади своим объяснением смутил ее, и она задумалась о кознях старухи, и мало радости доставляют ей эти размышления.

– Если общество наше тебе неприятно, мы можем уйти, о госпожа, сказал тогда Ади.
– Ибо мы - не тюрки-кочевники, мы из благородных арабов, и поэтому не причиним тебе зла. К тому же, нам не подобает смотреть на открытые лица женщин, которые нам не принадлежат. Будь я твоим отцом, о госпожа, ты до самой свадьбы не покинула бы дома. Накажи Аллах того, кто позволяет такой красавице разгуливать с непокрытым лицом, чтобы ее мог сглазить первый встречный! Пойдем, о Джабир, вернемся в лагерь.

– Вернемся, о Ади, - немедленно согласился я, потому что и впрямь наступило время возвращения.

Девушка решительно повернулась и снова шагнула в воду реки, чтобы переплыть ее и вернуться к своим подругам.

И тут Ади произнес стихи!

Ибо если благородному арабу приходят на ум стихи, он обязан поделиться своей радостью с друзьями и произнести их!

И вот эти стихи:

Явилась она, как полный месяц в ночь радости, И члены ее нежны, и строен и гибок стан.

Зрачками прелестными пленяет людей она, И алость ланит ее напомнит о яхонте.

И темные волосы на бедра спускаются смотри, берегись же змей волос ее вьющихся.

Услышав первый бейт, девушка застыла, словно каменная. А когда прозвучал третий, она повернулась, и на губах ее блуждала улыбка, и во взгляде была радость.

– Прибавь, о Ади!
– потребовала она.

И он прочитал другие стихи:

О девушка, ловкость ее воспитала! У щек ее солнце свой блеск занимает.

Явилась в зеленой рубашке она, Подобной листве, что гранаты скрывает.

И молвили мы: "Как назвать это платье?", Она же в ответ нам сказала прекрасно:

– Мы этой одеждой пленяли сердца и дали ей имя "пленяющая сердца".

– Прибавь, о Ади...
– прошептала девушка.

– Очередь - за тобой, о госпожа, - возразил он.

И, к огромному нашему удивлению, дочь франка ответила арабскими стихами:

Награди Аллах возвестившего, что вы прибыли! Он доставил мне наилучшее, что я слышала.

Будь доволен он тем, что порвано, подарила бы Ему душу я, что истерзана расставанием.

– Тебя слишком взволновали стихи, о госпожа!
– воскликнул Ади, ибо и в голосе девушки, и в ее взгляде было какое-то безумие, еще не буйное, но, во всяком случае, непонятное и необъяснимое.
– Если мы тому виной, то мы оставим тебя и возвратимся к нашим всадникам, а ты...

– Нет, постойте!
– девушка не произнесла эти слова, а скорее выкрикнула, и вскрик этот был подобен тому, что издают раненые.
– Побудьте со мной еще немного, поговорите со мной, о дети арабов! Ведь я так давно не слышала стихов на этом языке! ..

– Ты приказываешь, мы повинуемся, о госпожа, - отвечал Ади, весьма удивленный.

– На голове и на глазах, - подтвердил нашу покорность я.
– Кто научил тебя нашему языку, о госпожа?

– За мной ходила пленная сарацинка, она учила меня арабскому языку и рассказала о Аллахе, - объяснила девушка.
– И она читала нараспев стихи, равных которым я нигде и никогда не слышала. О Ади, о Джабир, если бы вы знали, какую тоску будили в моем сердце эти стихи! А окончив их, Зейнаб говорила: "О доченька, ты родилась в землях, где не знают толка в женской красоте, достоинствах и совершенствах! Но ты вырастешь, и мы уедем туда, где не приходится весь год кутаться в звериные шкуры, где никто не вешает на стены толстые ковры лишь потому, что от стен тянет холодом, где красивые женщины ходят в легких шелках, звеня запястьями, и купаются в водоемах, вода которых благоухает розами! Мы уедем туда, где поэты соревнуются, кто лучше опишет красавицу, и лучшему из них повелитель правоверных дарит кафтан со своего плеча! Здесь нет для тебя достойного мужа, клянусь Аллахом! " И она плакала, и ругала наших мужчин, которые бьют своих жен, даже самые знатные из них, и тосковала по своей родине.