Шрифт:
Только что было шумно, радостно, люди кричали, аплодировали. Сейчас словно громадной крышкой прикрыло весь крут, на котором стоит толпа, и все замолкло. Люди стоят, как оглушенные неожиданностью несчастья, молчаливые, растерянные.
Что будет?
Затем сразу вспыхивают споры, догадки, предположения. Все разговаривают друг с другом, как знакомые. Каждый хочет услышать от другого что-нибудь ободряющее, утешительное.
— Папа, — шепчу я, — Древницкий не может спуститься с шаром обратно?
— Не может. Шар-то ведь неуправляемый. Не Древницкий его ведет куда хочет, а шар несет Древницкого по ветру…
— Ничего с Древницким не случится! — очень уверенно и громко говорит рядом с нами какой-то господин в элегантной шляпе-котелке, надетой чуть-чуть набок.
Немедленно вокруг него образуется кольцо людей.
— По-вашему, все кончится благополучно?
— Для Древницкого? Конечно! Сейчас он спустится с парашютом, и все будет отлично.
— Вы думаете, Древницкий спустится с парашютом?
— А как же иначе! — говорит шляпа-котелок. — Ведь он понимает не хуже нас с вами, что не воспользоваться сейчас парашютом — это же верная смерть! Нет, он спустится с парашютом!
— А солдат? — спрашивает папа, и я слышу по голосу, как он волнуется.
— Ну, солдату, конечно, аминь! — спокойно заявляет шляпа-котелок. — Древницкий спустится с парашютом, из шара вытечет последний воздух, и солдат загремит на землю. С такой высоты, представляете?
— Значит, вы думаете, Федор Викторович, — спрашивает папа (он, оказывается, знает шляпу-котелок), — вы думаете, Древницкий бросит солдата на произвол судьбы? Погибай, мол, да?
— А конечное дело так! — раздается знакомый голос, — и в группе людей, окружающих Федора Викторовича, мы видим Владимира Ивановича Шабанова. Мы не видели его с самого 1 мая, когда они поссорились с папой. Сейчас Шабанов смотрит на папу злыми глазами, хотя обращает свои слова не к нему, а к Федору Викторовичу. — Правильно рассуждаете, Федор Викторович! Спасти солдата Древницкий все равно не может, а себя спасти может, если спустится с парашютом. Он это и сделает. Своя, знаете, рубашка ближе к телу… — заканчивает Шабанов со смешком.
Тут папа говорит, ни к кому не обращаясь:
— Есть две отвратительные поговорки: «Моя хата с краю!» и «Своя рубашка ближе к телу!» Если бы все думали так, человечество до сих пор жило бы в пещерах, одевалось в звериные шкуры и разговаривало ударами дубины!
В группе вокруг нас смех, сочувственный папе.
— Правильно! — говорит какой-то человек, пожимая папе руку. — Правильно, доктор!
— А в Древницкого я верю! — продолжает папа. — Он героический человек, он не станет усыплять свою совесть обывательскими поговорочками… И вон — смотрите! — шар еще виден, маленький-маленький, как булавочная головка… А никто с него с парашютом не спускается!
Проходит еще минута, другая, — булавочная головка совсем исчезает из виду.
— Ну, друзья мои, — обращается к нам папа, — мне пора в госпиталь. А вы как? Я вам советую — побудьте здесь, в саду, еще часок-другой. Здесь раньше всего станет известно, что с Древницким. Я из госпиталя тоже приеду сюда, к вам. Дома-то ведь мы от одной неизвестности истомимся!
Мы остаемся в саду. Юлька дремлет на скамейке — она все-таки пережила большое волнение, настолько сильное, что даже начала ходить. Сейчас она от всего этого скисла, и заснула, положив голову на колени Анны Борисовны. Мы все тоже молчим.
Большинство зрителей остались, как и мы, в Ботаническом саду: дожидаться известий о Древницком и солдате.
Ожидание тянется мучительно. Время от времени происходит ложная тревога, как на вокзалах, когда кто-нибудь кричит: «Идет! Поезд идет!» — и все бросаются подхватывать свои узлы и чемоданы. Так и тут: где-то кто-то что-то выкрикивает, все устремляются туда, а оказывается — одни пустяки. О Древницком и о солдате ни слуху ни духу. Как в воду канули.
Приезжает папа, сидит с нами, тоже томится.
И вдруг крик:
— Подъехали! Подъехали!
— Идут сюда!
Появление Древницкого и солдата вызывает целую бурю криков и аплодисментов. Их ведут на веранду ресторана. Сквозь толпу к папе протискивается какой-то человек:
— Доктор, пожалуйста, посмотрите, что с Древницким… Пожалуйста, за мной, на веранду… Пропустите, господа!
Толпа расступается, папа идет на веранду ресторана, ведя за руку меня. Я иду за папой, ничего не видя, кроме Древницкого.
— Спасибо, доктор, — говорит папе Древницкий, — у меня пустяки, ссадины.. А вот спутнику моему, солдату Путырчику, нужна помощь.