– Нормальный ход! Ха-ха! – понимающе прыснул Лобастый, представив себе в деталях столь красочную картину.

– Лажа. А если не откроют? – двигая челюстями и усиленно спасаясь от исподволь подкрадывающегося к зубам грозного кариеса, недовольно буркнул Верзила. В его понимании весь задуманный бригадиром маскарад был сплошным геморроем. Куда проще без лишних понтов шарахнуть по входной двери из помповика крупным калибром, разнести ее на куски и затем спокойно войти в дом, поставив всех раком. Просто и эффективно.

– Если не откроют, швырнем в окно бутылку и кирпичом добавим, – вздохнув и с холодным прищуром глянув на Верзилу как на дауна в пятом поколении, терпеливо пояснил Леха. – Никуда не денутся. Мы кто такие для них? Бухарики местные, голытьба. Ужрались и ринулись на подвиги. Даже рады будут, твари, что есть возможность кости размять.

– А-а, вроде догнал…

– Жаль только, что голова в банку с огурцами не влезает, – не поворачиваясь к Верзиле, ухмыльнулся Лобастый.

– Че-го?! – не понял битюг, на секунду даже прекратив жевать. Сработал основной защитный рефлекс всех отморозков: если что-то неясно и есть подозрение, что над тобой шутят, вначале надо бить в рожу, а уже потом выяснять. Громила сжал кулаки и угрожающе подался вперед.

– Ничего, Васек, это я так, старый анекдот вспомнил, – мельком зыркнув на смеющегося одними глазами Реаниматора, примирительным тоном ответил Лобастый. – Ты чавкай, в натуре, не отвлекайся!

Поколебавшись немного, Верзила промычал нечто непереводимое, разжал кулаки и нанес новый сокрушительный удар мятным «Орбитом» по кариесу.

– Я встану у двери, вы подстрахуете, – как ни в чем не бывало продолжал излагать диспозицию Леха. – Пушки держать наготове. Как только охранник появится, врываемся в коттедж. Дальше – по обстоятельствам. Стрелять только в крайнем случае. Тебя касается, Верзила.

– Ладно, – чавкая, лениво процедил браток. – Не пальцем деланный.

– Хоботом, – вновь не удержался от подколки в адрес олигофрена Лобастый. – Туда-сюда.

– Сейчас я кому-то свой хобот в рот запихну! – грозно засопел Верзила и ринулся было в наступление.

Реаниматор обернулся, вопросительно приподнял брови. Заткнувшись на полуслове, амбал скривил рожу, снова упал спиной на кожаное сиденье и отвернулся к окну. Бригадир Леха был крутым мужиком, с ним лучше не ссориться. Этот закон браток усвоил в первый день пребывания в группировке. А перемахнуть с бакланом Лобастым можно и после дела…

Найти торгующий подержанным импортным барахлом магазин оказалось несложно. В последние годы блошиных шмоточников открылось – как грязи. Не имея возможности одеваться в дорогие фирменные тряпки, нищий народ-пролетарий ломанулся по барахолкам.

Заметив кустарную рекламную вывеску перед въездом в подворотню, Реаниматор толкнул Лобастого в плечо и указал нужное направление. Сбросив скорость, роскошный джип вильнул вправо, подрезал несущуюся по вызову с мигалкой «Скорую помощь» и лихо свернул в пропахший кошками двор, где остановился возле ведущих в полуподвал ступенек.

Братки спустились вниз, к приоткрытой железной двери, и вошли в крохотный магазин. В нос сразу же шибануло затхлостью и пылью. Кроме двух алкоголического вида мужиков, копающихся, словно в мусорном контейнере, в деревянном ящике с бэушным нижним бельем, в магазинчике никого не было.

Скучающая за школьной партой, заменявшей прилавок, продавщица, лохматая тетка средних лет, оторвалась от «Экспресс-газеты» и со страхом взглянула поверх очков на вошедших в магазин хорошо одетых амбалов. Их внешний вид, взгляд и выражение лиц говорили о профессии лучше любой вывески. Бандит – он и есть бандит. В его колючих, холодных глазах таится нечто особенное, чего нельзя описать словами. То же самое относится и к тертым ментам. По сути, это люди одной закваски, только выбравшие в этой жизни прямо противоположные дороги.

– А… а у нас уже есть крыша, ребята, – бросив бульварную газетенку на прилавок, с дрожью в голосе поспешила сообщить тетка остановившемуся напротив нее Реаниматору.

– Это вы мне?! – удивленно спросил Леха, с улыбкой глядя на перепуганную продавщицу. – Не по адресу, мамаша… Мы за одеждой пришли. Покажи вон тот пиджачок, в клетку.

В течение нескольких минут оторопевшая продавщица смотрела, как трое благоухающих дорогим парфюмом, ухоженных громил, превозмогая брезгливость, утопая в клубах пыли и непрестанно подкалывая друг друга, ворочают кучи барахла и примеряют стоптанную обувь, нaконец на весы легла охапка тряпья из двух рабочих комбинезонов, пары вытянутых на коленях спортивных штанов, заляпанной едва заметными бурыми пятнами синей футболки и отвратного вида пиджака с короткими рукавами. На прилавок в рядок встали две пары тяжелых кирзовых ботинок с заклепками и пара державшихся на честном слове бесформенных кроссовок. Создавалось впечатление, что в отличие от всех остальных посетителей странные мужики выбирали из всего импортного барахла самое худшее. Вот так номер…

– С вас сто семь рублей, за все, – чужим голосом прохрипела продавщица.

– Возьми, мать. – Лобастый бросил на крашеную парту несколько бумажек и мелочь. – Спасибо. Сунь все тряпье в пакет.

– Вам спасибо, – торопливо поблагодарила тетка, спрятала деньги в поясную сумочку-кенгурятник и, не в силах больше терпеть, наконец решилась: – Простите за любопытство, но… зачем вам, таким солидным мужчинам, весь этот хлам? Если не секрет, конечно.

– Мы актеры, – не моргнув глазом, ответил Реаниматор. – Реквизит для фильма подбираем.