Царицына Светлица, таким образом, представляет нам целый особый и забытый мир художнической деятельности, в которой художником является русская женщина, приносившая рядом с мужчиною, свой усердный и столько же замечательный труд на возвышение красоты и великолепия Божьего храма.

Начало шелкового и золотого шитья мы должны относить к самым первым временам нашей истории, когда оно, по всему вероятию, служило лишь домашним потребностям богатого наряда и убора. Само собою разумеется, что с принятием христианства, благодаря потребностям Церкви и знакомству и близким связям с византийскою Грециею, откуда без сомнения вместе с образцами работы являлись к нам мастера и мастерицы, — это женское по преимуществу художество, получило обширнейшее применение, распространилось и утвердилось как особая отрасль художества, служившего исключительно Церкви. Вероятнее всего, что в первое время особому его распространению способствовали женские монастырские общины. Мы видели, стр. 91, что уже первые княжны основывают монастыри, собирают черноризиц и с богомольными целями путешествуют даже в Греки, в Царьград, где конечно, в женских же монастырях знакомятся еще ближе с искусством. Женский монастырь должен был существовать женским же рукоделием; а какое же рукоделие было соответственнее монастырскому настроению мысли, как не то, которое прямо шло на украшение Божьего храма. Очень естественно, что первые женские монастыри были и первыми мастерскими и первыми рассадниками этого искусства. Татищев упоминает, что первая монахиня из русских княжен, дочь Всеволода, Янка сама учила черноризиц девиц грамоте, петь, шить. (Кар. 11. пр. 156.) Он же приводит свидетельство, что другая Анна Всеволодовна, жена Рюрика Ростиславича (1200 г.), «ни о чем более прилежала, как о милости и милостыни; обидимых и страждущих в напастех охраняла и защищала, еще же и должность материнскую хранящи, научила чад своих словесам и закону Божию, также милости и благонравию. Сама прилежала трудам и рукоделиям, швениям златом и сребром, как для себя и своих детей, пачеже для монастыря Выдубицкого, которому особенно усердствовала вместе с мужем [256] . Припомним Февронию Муромскую, которая быв крестьянкою ткала красна, а ставши княгинею, а потом и монахинею, однажды в храме Пречистые соборные церква своими руками шила воздух, покров на св. сосуды, на нем же бе лики святых». В это время бывший ее супруг, также инок, князь Петр, присылает к ней вестника, что приблизился час его кончины и ждет он ее, чтоб вместе «отити от тела». Она ответила: пожди — вот дошью воздух во святую церковь. Супруг присылает вторично, говоря, что остается мало ожидать; присылает в третий раз, с словами что ожидать уже невозможно; «онаже останошное дело воздуха святого шияше, уже бо единого святого риз еще не дошив, лице же нашив, и преста, и воткне иглу и приверте нитею, ею же шияше, послала к блаженному супругу о преставлении купнем и помолившеся преставилась».

Таким образом не будет и малейшего сомнения в том, что в одно время с построением у нас первых христианских храмов явились на украшение их и первые памятники женского золотого и шелкового шитья. Скупые на подробности летописцы, редко, и то уже в позднее время, описывают самые предметы вышивания и обозначают их вообще именем церковной круты.

В 1146 г. они упоминают как князь Изяслав взял город князя Святослава и церковь св. Вознесение всю облупиша, забрал: сосуды, «индитьбе и платы служебныя, а все шито золотом»…

В 1183 г. в граде Володимери Суздальском сгорела соборная церковь, Богородица Златоверхая, а в ней все узорочья и в том числе «порт (одежд) шитых золотом и жемчюгом, яже вешали на празник в две верви от Золотых ворот до Богородице, а от Богородице до владыцних сений во две же верви, чюдных».

В XIII веке они упоминают: о церковных сооружениях князя Владимира Васильковича на Волыни, который между прочим устроил: «завесы золотом шиты, платцы (воздухи) оксамитны шиты золотом с женчюгом — херувим и серафим, иньдитья золотом шита вся»…

Из предметов мирского наряда, упоминают облечье золотом шито, как принадлежность одежды знатных людей, и сапози зеленого хъза шити золотом, что указывает вместе с тем и на мужское золотошвейное искусство.

Но конечно не одни монастырские мастерские доставляли украшениям церкви столько работ и еще чудных, как обозначает их летопись. Впоследствии, особенно, когда монастырские идеалы вполне водворились в семейном быту, каждый княжеский и боярский дом, каждый достаточный дом, направляемый благочестием и особенным усердием к Церкви, точно также приносил ей свои труды, или на помин души или исполняя свои набожные обеты и моления. — Это становится наконец святым обычаем, которому следовали непреложно и неизменно в течение всего допетровского века, хранили его, как догмат благочестивой семейной жизни.

В последующее время, в XVI и XVII ст. мы находим, что в каждом домостройном и достаточном хозяйстве, золотное и шелковое пяличное дело принадлежит уже к необходимым статьям общего домоводства и занимает самое видное место в числе разных других рукоделий. Каждая достаточная государыня и добрая домоводица, а главное, добрая рукодельница всегда сама была искусницею в этом пяличном деле. Оно служило первым признаком хорошего воспитания и образования в женском быту, лучшим украшением хозяйских добродетелей девицы и женщины. К тому же и самое положение женского быта, монастырски замкнутого и недоступного обществу, должно было особенно благоприятствовать укоренению и распространению этого рукоделия. В достаточной среде, трудно было найти занятие, более соответственное общему набожному настроению мыслей и набожным представлениям о наилучшем мирском подвиге жизни, с другой стороны нельзя также было найти занятия более соответственного так сказать «изящному» провождению времени, по крайней мере по понятиям века и особенно для девиц. И действительно, это рукоделие вполне могло удовлетворять самым возвышенным потребностям тогдашних стремлений и вкусов, созидая памятники на украшение Божьему храму, и производя множество предметов для красоты женского, а отчасти и мужского наряда. Словом сказать золотное и шелковое шитье все-таки вводило людей в мир искусства вообще, приближало их к изящному в жизни, и тем самым, быть может, смягчало нравы, направляло их к лучшей до обстановке века жизни, т. е. к жизни иноческой.

Как бы ни было, но еще и до сих пор в монастырях и церквах сохраняется множество памятников, которые показывают, что женский труд вышиванья нисколько не уступал мужскому иконописному труду и в такой же мере обогащал Церковь своими более разнообразными произведениями. В этих памятниках, пред лицом истории, женская личность свидетельствует о своей многовековой деятельности, о своем независимом самостоятельном труде, который был приносим с единою целью возвысить красотою и богатством обстановку церковного служения и молить о спасении души.

Некоторые памятники в своих надписях или в записках по случаю их постройки красноречиво рассказывают эти благочестивые стремления женской личности. Так на одной древней епитрахили в Новгородском Антониевом монастыре читаем следующие слова: «Госпоже Богородица, Пречистая Мати Божия, Милостивая Царице, пожалуй, Госпоже, помилуй рабу свою Марию, отдай ей грех; буди, Госпоже, помощница в сем веце и в будущем рабе своей Марие и раба своего Феодора. Спаси ее, Госпоже, Царица Пречистая. Пожалуй, Госпоже, помилуй!» [257] В записках новгородского Софийского синодика XVI в. между прочим значится: 1541 г. шила пелену княгиня Анна Оболенская в дом св. Софии неизреченные премудрости Божия, к ней же пелена и приложена бысть. — А за то поминати (княгиню) в сенанике и в литейном поминании в повседневном, докуда и храм св. Софии стоит, а из поминания не выгладити (не выскоблить имени) княгини Анны. –1543 г. шила златом и сребром пелену княгиня Ксения Шуйская в дом св. Софии, а приложена к Спасову образу. И как представится кн. Ксения — поминати (ее) в сенаняке и в литейном поминании и в повседневном, докуды и храм св. Софии стоит. 1543 г. тая же княгиня Ксения шила покровд десяти пядей образ Иоанна архиепископа новгородского — златом и сребром и шолки различными цветы. И на праздник на св. Пасху положила на гробе чудотворца Иоанна во храме св. Иоанна Предтеча — за здравие князя Ивана Михаиловича (ее супруга) и за свое и за своих благородных чад. А по преставления князя Ивана и княгини Ксении поминати их во всенаники и в литеи во веки в церкви св. Софии и в храме св. Иоанна Предтеча, идеже лежат мощи Иоанна новгородского» [258] .

При настоящей задаче нашего труда, мы не имеем намерения да и возможности делать перечисление памятников, какие были совершены в разное время искусством вышиванья. Повторим только, что не смотря на утраты, их много сохраняется и до сих пор, а в прежнее время их существовало великое множество, чему свидетелями могут служить все древние описи церквей и монастырей, в которых отдел церковной «круты», т. е. одежд разного наименования и назначения, шитых и саженых или низаных жемчугом всегда бывает столько же полон и богат, как и другие отделы храмовой утвари. На памятниках наиболее замечательных почти всегда вышивалась и летопись их сооружения, иногда даже с обозначением имен трудившихся. В Антониевом новгородском монастыре хранятся ризы (1654 г.), У которых на оплечьи шиты золотом и серебром с передней стороны обр. Богородицы на престоле, 8 Апостолов и 4 новгородских чудотворца; а с задней стороны: Спас и Богородица и Предтеча, т. е. деисус, и в летописи обозначено: «шила Ростквина (?) Катерина Петрова» [259] .