Но Керчак погнался за ней и почти схватил ее за ногу; она сделала отчаянный прыжок в пространство с одного дерева на другое – опасный прыжок, который обезьяны делают, только когда нет другого исхода.

Прыжок удался ей, но когда она схватилась за сук дерева, внезапный толчок сорвал висевшего на ее шее детеныша, и бедное существо, вертясь и извиваясь, полетело на землю с высоты тридцати футов.

С тихим стоном, забыв о страшном Керчаке, бросилась Кала к нему. Но когда она прижала к груди крохотное изуродованное тельце, жизнь уже оставила его.

Она сидела печально, качая маленькую обезьяну; и Керчак уже не пытался ее тревожить. Со смертью детеныша припадок демонического бешенства прошел у него так же внезапно, как и начался.

Керчак был огромный обезьяний царь, весом, быть может, в триста пятьдесят фунтов. Лоб он имел низкий и покатый, глаза налитые кровью, очень маленькие и близко посаженные у широкого плоского носа; уши широкие и тонкие, но размерами меньшие, чем у большинства его племени.

Его ужасный нрав и могучая сила сделали его властелином маленького племени, в котором он родился лет двадцать тому назад.

Теперь, когда он достиг полного расцвета своих сил, во всем огромном лесу не было обезьяны, которая осмелилась бы оспаривать у него право на власть. Другие крупные звери тоже не тревожили его.

Из всех диких зверей один только старый слон Тантор не боялся его – и его одного лишь боялся Керчак. Когда Тантор трубил, большая обезьяна забиралась со своими соплеменниками на вторую террасу деревьев. Племя антропоидов, над которыми, благодаря своим железным лапам и оскаленным клыкам, владычествовал Керчак, насчитывало шесть или восемь семейств. Каждое из них состояло из взрослого самца с женами и детенышами, так что всего в племени было от шестидесяти до семидесяти обезьян.

Кала была младшей женой самца по имени Тублат, что обозначало «сломанный нос», и детеныш, который насмерть разбился у нее на глазах, был ее первенцем. Ей самой было всего девять или десять лет.

Несмотря на молодость, это было крупное, сильное, хорошо сложенное животное с высоким, круглым лбом, который указывал на большую смышленость, чем у остальных ее сородичей. Она обладала поэтому также и большей способностью к материнской любви и материнскому горю.

И все же она была обезьяной, – громадным, свирепым, страшным животным из породы, близкой к породе горилл, – правда, несколько более смышленой, чем сами гориллы, что в соединении с силой Керчака делало ее племя самым страшным изо всех племен человекообразных обезьян.

Когда племя заметило, что бешенство Керчака улеглось, все медленно спустились со своих древесных убежищ на землю и принялись снова за прерванные занятия.

Детеныши играли и резвились между деревьями и кустами. Взрослые обезьяны лежали на мягком ковре из гниющей растительности, покрывавшем почву. Другие переворачивали упавшие ветки и гнилые пни в поисках маленьких насекомых и пресмыкающихся, которых они тут же поедали. Некоторые обследовали деревья и кусты, разыскивая плоды, орехи, маленьких птичек и яйца.

Они провели в этих занятиях около часа; затем Керчак созвал всех и приказал следовать за ним по направлению к морю.

В открытых местах обезьяны шли большею частью по земле, пробираясь по следам больших слонов – этим единственным проходам в густо перепутанной массе кустов, лиан, вьющихся стволов и деревьев. Их походка была неуклюжа, медленна; они переваливались с ноги на ногу, ставя суставы сжатых рук на землю и вскидывая вперед свое неловкое тело.

Но когда дорога вела через молодой лес, они передвигались гораздо быстрее, перепрыгивая с ветки на ветку с ловкостью своих маленьких сородичей-мартышек. Кала все время несла крохотное мертвое тело детеныша, крепко прижимая его к груди.

Вскоре после полудня шествие достигло холма, господствовавшего над взморьем, откуда виднелась маленькая хижина. А к ней и направлялся Керчак.

Он видал, как многие из его племени погибали от грома, исходившего из маленькой черной палочки в руках белой обезьяны, обитающей в странном логовище.

В своем грубом уме, Керчак решил во что бы то ни стало добыть эту палку, несущую смерть, и исследовать снаружи и внутри таинственную берлогу.

Он горел желанием впиться в шею страшного животного, которого он боялся и ненавидел. Часто выходил он со своим племенем на разведку, выжидая момента, когда белая обезьяна попадется врасплох.

За последнее время обезьяны не только перестали нападать, но даже и показываться около хижины. Они заметили, что каждый раз маленькая черная палочка с громом несла им смерть.

В этот день они не видели человека. Дверь хижины была открыта. Медленно, осторожно и безмолвно поползли обезьяны сквозь джунгли к маленькой хижине. Не слышно было ни рычания, ни криков бешенства – маленькая черная палочка научила их приближаться тихо, чтобы не разбудить ее.

Ближе и ближе подходили они, пока Керчак не подкрался к самой двери и не заглянул в нее. Позади него стояли два самца и Кала, крепко прижимавшая к груди мертвое тельце.