Следующие полчаса все шло спокойно, потом в кафе вошел с улицы мрачного вида араб. Он остановился возле Тарзана и начал делать бесцеремонные и оскорбительные замечания по адресу европейцев, но так как он говорил на своем родном языке, Тарзан абсолютно ничего не понимал, пока Абдул не взялся просветить его.

– Этот человек хочет затеять ссору, – предупредил Абдул. – Он не один, да в сущности, в случае стычки, все были бы против вас. Лучше уйти спокойно, господин.

– Спроси этого человека, что ему нужно? – приказал Тарзан.

– Он говорит, что собака-христианин оскорбил девушку, которая ему принадлежит. Он ищет ссоры.

– Скажи ему, что я не оскорбил ни его девушку и никакую другую, пусть он уйдет и оставит меня в покое. Мне не из-за чего ссориться с ним, и ему со мной тоже.

– Он говорит, – повторил Абдул, – передав слова Тарзана, – что вы сами собака, и сын собаки, а бабушка ваша – гиена. А между прочим – вы лжец.

Инцидент уже начал привлекать внимание окружающих, и взрыв хохота, которым был встречен этот поток ругательств, достаточно показал, на чьей стороне симпатии аудитории.

Тарзан не любил, когда над ним смеются, не нравились ему и выражения, употребленные арабом, но он не проявил никаких признаков гнева и спокойно поднялся со своего места. На губах у него играла полуулыбка, но вдруг сильный кулак опустился на лицо хмурого араба.

Как только человек упал, с полдюжины юрких его соотечественников влетели в комнату с улицы, где, очевидно, поджидали своей очереди. С криками: «Смерть неверному!» и «Долой собаку-христианина!» они бросились прямо на Тарзана.

Несколько арабов помоложе, из бывших в комнате, тоже вскочили на ноги, чтобы присоединиться к нападающим на безоружного белого. Тарзана и Абдула массовым напором отбросили в конец комнаты. Юный араб остался верен своему господину и сражался рядом с ним с ножом в руке.

Страшными ударами человек-обезьяна сбивал с ног каждого, приближавшегося к его мощным рукам. Он боролся спокойно и не произнося ни одного слова, а на губах у него играла та же улыбка, с какой он встал и нанес удар оскорбившему его. Казалось невероятным, чтобы он или Абдул могли уйти живыми от этого моря разъяренных людей, размахивающих саблями и кинжалами, но многочисленность нападающих отчасти служила защитой. Толпа, вопящая и кипящая, сбилась так тесно, что невозможно было пустить в ход оружие, и никто из арабов не решался стрелять, чтобы не ранить своих.

Наконец, Тарзану удалось свалить одного из самых настойчивых противников. Быстрым движением он обезоружил беднягу и затем, держа его перед собой, в качестве щита, медленно начал отступать вместе с Абдулом по направлению к двери, ведущей во внутренний двор. На пороге он остановился и, подняв над своей головой выбивающегося араба, бросил его с силой заряда, вылетевшего из орудия, в лицо своих преследователей.

Тарзан и Абдул проникли во двор. Перепуганные танцовщицы прижались в конце лестницы, ведущей к их комнатам. Двор освещался только свечами, которые каждая девушка прилепила к перилам балкона напротив своей комнаты, чтобы проходящие по двору могли лучше рассмотреть ее прелести.

Не успели Тарзан и Абдул выйти во двор, как тут же, за их спиной, из темноты у одной из лестниц, щелкнул курок, и две закутанные фигуры бросились к ним, продолжая стрелять. Тарзан прыгнул навстречу этим новым противникам. Одна секунда – и противник лежал в грязи, обезоруженный и со сломанной костью. Нож Абдула настиг другого в тот момент, когда он собирался разрядить револьвер в лоб верного араба.

Обезумевшая толпа бросилась теперь из кафе, преследуя добычу. Девушки потушили свечи по данному одной из них знаку, и двор освещался чуть-чуть только светом, выбивающимся из наполовину заслоненной народом двери кафе. Тарзан снял саблю с человека, павшего под ударом ножа Абдула, и теперь стоял, ожидая волну людей, которая мчалась на него из темноты.

Вдруг он почувствовал как легкая рука легла ему на плечо, и женский голос прошептал: «Скорей, мсье, сюда. Следуйте за мной».

– Идем, Абдул, – шепотом позвал Тарзан. – Хуже, чем здесь, быть не может.

Женщина повернула и повела их вверх по узкой лестнице, которая вела к ее комнате. Тарзан шел вслед за ней. Он видел, как блестели золотые и серебряные браслеты на голых руках, золотые монеты на ее головном уборе. Он слышал, как шелестел ее пышный наряд. Он знал, что она одна из танцовщиц, и инстинктивно чувствовал, что это та самая, которая раньше прошептала ему на ухо предостерегающие слова.

Поднимаясь по лестнице, они слышали, как ищет их во дворе сердитая толпа.

– Они скоро начнут свои поиски здесь, – шепнула девушка. – Не надо, чтобы они нашли вас, потому что в конце концов они все-таки убьют вас, хотя вы боретесь за десятерых. Спешите! Вы можете выпрыгнуть на улицу из окна моей комнаты. Пока они сообразят, что вас нет внутри здания, вы уже будете в безопасности у себя в отеле.

Но не успела она закончить, как несколько человек уже бросились на лестницу, на которой они стояли. Раздался торжествующий крик. Их открыли. Толпа стремительно бросилась на лестницу. Первый взбежал быстро вверх, но там его встретил меч, на который он не рассчитывал: добыча раньше не была вооружена.