Как мне казалось, когда я встречался с людьми и сбывал им помидоры, меня посещали грандиозные замыслы о том, другом, о художественном театре, о театре драмы с реальными подмостками. В настоящей пьесе у меня было бы не семь-восемь прилавков, а один, или даже угол прилавка. Вместо тысячных толп, снующих целый день взад-вперед, у меня осталось бы пять-шесть человек, которые, так сказать, служили бы представителями всех остальных.

Но и это еще не все. В следующее мгновение раздумий или мечтаний, а может, мечтательных раздумий то же качество жизни и юмора переносилось с рынка в другую атмосферу, где людей занимает не еда и выживание, а что-то иное. Театральные замыслы менялись, и так целый день. Я так и не удосужился их записать. Я был уверен, что ничего не забуду, ну и, конечно, забыл. Все до единого. Пьесы, которые я мог бы написать, так и не были написаны, и, скорее всего, уже не напишутся. Но я там присутствовал, я видел все, что там творилось, и чувствовал, что можно схватить этот вечно текучий сырой материал и вылепить из него осмысленную, цельную, захватывающую драму.

С годами, однако, обрывки этих замыслов возвращаются ко мне: мимолетное воспоминание о ком-то, чьи-то черты, вопросительные интонации или неожиданное проявление смелости – как-то раз перед закрытием рынка мне повстречалась дородная негритянка с добродушным ангельским личиком, она копалась в мусорном баке с овощными отбросами. Я подошел, чтобы преподнести ей в подарок громадный кочан капусты.

– Не надо, сынок, Господь тебя благослови, – сказала она, – мне бы найти немного шпинату.

Тогда, разумеется, я мог бы предложить ей целый мешок шпинату за так, но не предложил, потому что это было бы уже совсем не то. Я развел руками и разразился хохотом, а она в ответ мило улыбалась.

И так каждую субботу.

Всю оставшуюся неделю я ходил в своем ладном костюме, который стоил пятнадцать долларов, и искал работу, но все места уже были захвачены, и делать мне было нечего.

Театр присутствовал, конечно, повсюду, пьеса разыгрывалась на каждом шагу, но я тогда был еще неоперившийся писатель, вот пьеса и ускользнула от меня.

1956