Это было время начала формирования династии Сёгунов. [58] Когда Сёгуны правили в Эдо, императорский дом находился в Киото, и император являлся пленником своего божественного величия. Япония стала закрытой страной, куда невозможно было проникнуть иностранцу. Она была изолирована от внешнего мира, в ней происходило совершенно самостоятельное, независимое от внешних факторов, развитие этической и эстетической культуры, достигшей весьма высокого уровня, которую характеризовала система этикета, касающегося всех жизненных взаимоотношений и ситуаций, и при которой народ был строго разделен на касты. Но, несмотря на всю свою нищету, обездоленность, бедняки были, тем не менее, причастны к общей красоте и гармонии, царящим здесь, они могли участвовать в процессиях, посвященных праздникам цветов, церемониях, связанных с прославлением богов, духов умерших, а также в торжественных праздниках любви к детям. Так продолжалось до 1853 года, пока сюда не приплыл коммодор Перри [59] и не распахнул двери, закрытые до сего времени от всего мира. К чему в конце концов это приведет, никто не знает.

Мы, люди, живущие в тех странах, которые, так или иначе, были и остаются создателями и носителями европейской культуры и цивилизации, постепенно поверили в то, что пути развития нашей цивилизации являются выражением законов природы, что культурное развитие повсюду идет в соответствии с этими законами, только происходит это разными темпами, где-то быстрее, где-то медленнее. Те народы, у которых мы не можем распознать каких-либо черт этого развития, мы называем примитивными или отсталыми, нас не посещает сомнение в том, имеем ли мы право господствовать над такими народами, чтобы помочь им в развитии и вознаграждать при этом себя, эксплуатируя их земли и их рабочую силу. Сознательно или бессознательно мы исходили из того, что мировая история является, прежде всего, историей триумфов белого человека. Мировой прогресс, по нашему мнению, до настоящего момента состоял в том, чтобы европейский человек и его белые потомки в Америке имели полную возможность всестороннего развития. И вплоть до начала Первой мировой войны бльшая часть людей относилась к данному пути развития с чувством доверия и оптимизма, полагая, что таким образом идет процесс формирования более совершенного и более мудрого человека, а также формирования более здоровых и счастливых условий жизни для всех людей. Продуктом такого исторического развития являются: английский чиновник или солдат, который всячески старается привить цветным подданным Британской империи свое собственное представление о цивилизации; немецкий Biedermann, крестьянин, entzuckt, восхищенный порядком и дисциплиной в империи Гогенцоллернов; [60] американский гражданин, который никогда не сомневается в том, что он живет в самой свободной, благословенной стране, хотя и осознает, что здесь наука, как ни в какой другой стране, вынуждена играть роль прислужницы денежного капитала; школьный учитель в Скандинавии, который с насмешкой отзывается о целых народах, — здесь, где каждый ребенок имеет возможность получить школьное образование, ценность которого, впрочем, весьма спорна. Все они, то есть каждый из них, пребывает в тайной уверенности, что именно его народ является вершиной на кроне древа человеческого рода. В подобной картине мира большую роль сыграл вульгарный дарвинизм. Постепенно случилось так, что идеи Дарвина, связанные с его теорией происхождения видов, из состояния научной гипотезы превратились в суррогат религии для просвещенных людей среднего класса, которые стали считать аксиомой принцип биологического развития от более «низких» (менее сложных) представителей к «высшим» (более сложным) организмам, и что якобы именно этот принцип и формирует развитие взаимоотношений между людьми, обычаев, законов, различных общественных форм, ход которых осуществлялся автоматически, ступенька за ступенькой, от низших к высшим. И этими самыми совершенными, высшими формами стали считать нас самих и наших ближайших предков. Но дело в том, что подобный оптимизм у белого человека, безусловно, связан с христианством, неотъемлемой частью истории белого человека. Предшественники христиан, язычники, — греки и римляне, а также древние скандинавы или краснокожие, так же как и народы Азии, привыкли думать, что золотой век был где-то позади. Для большинства из них настоящее всегда было суровым, будущее — неясным и тревожным, полным опасностей; возникшая два тысячелетия назад христианская церковь заявила о том, что Царство Божие грядет, обратившись к внутренней убежденности человека. При этом церковь не брала на себя смелость заявить, когда именно это произойдет. Она лишь постоянно напоминает нам о том, что наши поступки и действия фактически во многом препятствуют приходу Царства Божия на землю.

Есть многое в истории развития человечества, что проглядел вульгарный дарвинизм, а может быть, просто не сумел понять. Например, по мнению приверженцев теории дарвинизма, биологическое развитие происходит без участия сознания или взаимодействия между отдельными организмами. Когда наши предки с энтузиазмом восприняли теорию биологической эволюции, соотнеся ее с общественным развитием, то они все же не могли не заметить многообразие такого рода факторов развития человечества. Будь то большие или маленькие сообщества, в них всегда предубеждение против всякого рода новшеств сосуществует с потребностью в обновлении, любовь к старым, привычным формам соседствует с бунтом против них, страх и надежда уживаются рядом с ненавистью и любовью, жажда власти тоже может стать созидающим фактором; и чтобы примирить эти противоречия, наши предки обратились к поэтическим образам, ведь известно, что издавна наша душа стремилась излить свои впечатления образным языком, с помощью разного рода притч и сказаний. Примером тому может служить Карл фон Линней, который в труде «Бракосочетание цветов» изложил свои наблюдения, связанные с размножением цветов. При этом в нем решительно возобладал поэт, он изложил свои научные идеи красочным языком, таким, каким писали поэты эпохи рококо, любимыми эротическими образами которых были любовные игры цветов, представленных ими в виде бабочек. Несомненно, Линней вполне осознавал, что является истинным научным наблюдением, а что — игрой воображения. Сторонники теории Дарвина не догадывались о таких вещах, и в этом их трагическая ошибка. Они не осознавали, например, что есть такой фактор, как способность организма сопротивляться изменению среды, способность выживать во времена природных катастроф, приспосабливаться и обеспечивать продолжение своего вида в период изменяющихся условий таким образом, что способными к выживанию оказываются отнюдь не «самые высокоразвитые, достигшие наивысшего развития» организмы. Так, например, морское животное мечехвост гораздо старше человека как вид и, возможно, переживет нас. И тем не менее нельзя не признать зерно истины, которое содержится в древних мифах и легендах, в представлениях о том, что народы Европы на всем протяжении своей истории неуклонно развивали свою культуру в сторону совершенствования и развития благородных идеалов. А выходцы из Европы привнесли свое культурное наследие в Новый Свет, который возник по ту сторону Атлантического океана, и дали этой культуре новое самобытное направление, высадив ее ростки на почву под новым небесным сводом.

Неуклонное стремление обеспечить всем людям определенные права и свободы всегда было присуще западноевропейским народам, невзирая на то что изначально они не ставили своей задачей обеспечить всем членам общества равные права. Конечно же, эта тенденция развития порой прерывалась и отходила на задний план, и тем не менее ход развития неуклонно шел к тому, чтобы обеспечить все большее и большее равенство и расширить сферу свободы для всех. Мысль о том, что все люди — братья, несомненно, принадлежит христианству. Мы все — братья, так как все мы — дети одного и того же Создателя, все причастны первородному греху, то есть тому событию, когда первые люди совершили грех, когда они не смогли достойным образом распорядиться тем божественным достоянием, которое получили от Создателя. Все мы — наследники Божьей благодати, милости, которую принес нам Христос, наш брат, пострадавший за человечество. Но, к сожалению, отнюдь не все христианские народы сделали тот же вывод из учения о братстве людей во Христе, какой сделали западные европейцы и американцы: любое общество на земле должно постепенно прийти к обретению свободы и равенства для всех людей. Увы, некоторые христианские народы вполне спокойно относятся к тому, что какие-то наши братья во Христе имеют гораздо более высокий социальный статус, нежели другие, хотя все имеют единого отца — Создателя; выходит так, что они как бы получают неравное наследство от родного отца. Это характерно, к примеру, для Германии, страны, жители которой издавна были на редкость богобоязненными христианами. Однако крестьяне в этой стране долгое время оставались порабощены и пребывали в нищете, как ни в какой другой стране, привилегированные классы смотрели на них с презрением, и так было во многих частях Европы. Но не в Скандинавских странах, где крестьянин, «бонд», в Средние века было почетным званием, настолько почетным, что в XII веке норвежский король пишет в стихах: «Нет иных людей милей, чем бонды для меня». Немецкий крестьянин постоянно подвергался оскорблениям и поношениям, над ним издевались так грубо и беспардонно, что об этом отвратительно читать во многих средневековых хрониках. А когда в эпоху Реформации немецкие крестьяне восстали против своих угнетателей, захваченные религиозной мятежностью того времени, что заставило их читать Библию и осознать равенство Божьих детей на Земле, Мартин Лютер [61] поднял свой голос и громко призвал к священной войне против крестьян. Он так далеко зашел в своем рвении, что совершенно запамятовал собственную доктрину о бесполезности добрых дел и даже пообещал представителям аристократии небесную награду за их усердие по усмирению крестьянских восстаний, которые те и утопили в крови.

Демократические устремления к свободе, равенству и братству неотъемлемы и органичны только для тех народов, которые и до христианства считали свободу одной из важнейших земных ценностей. Именно среди таких народов под влиянием христианства возникло стремление, чтобы эти ценности становились достоянием все больших и больших слоев населения. Христианство вдохновляло их открывать все новые и новые пути для расширения сферы свободы. В стародавние времена, в соответствии с норвежскими законами, весьма добрым и почитаемым деянием во славу Иисуса Христа считалось приобретение рабов ради того, чтобы потом, в день какого-нибудь религиозного праздника, отпустить их на свободу. Все древние норвежские, шведские, датские законы одинаковы в этом вопросе слово в слово. «Фундаментом моей страны является закон, и да не сокрушит ее беззаконие», — эта формулировка напоминает нам о том, что закон един для всех и что он не может быть особо благосклонным к кому бы то ни было, и богатые и бедные обязаны поступать в соответствии с законом. Тот, кто не подчиняется законам, не имеет права требовать от других законопослушания.

На раннем этапе развития исконное стремление к свободе было присуще, прежде всего, народам, населявшим побережье Атлантического океана. Именно они с давних времен стремились к тому, чтобы гражданское общество охватывало все более широкие слои населения и чтобы обязательства в обществе стали взаимными. Именно там были намечены первые шаги в сторону демократии, вводилось самоуправление граждан, это было сделано греками-мореплавателями. Самой старой из демократий в Европе сегодня является Исландия, страна, основанная норвежскими крестьянами, приплывшими на эти далекие острова, не желая подчиниться законам, навязанным им другими и в формировании которых они не участвовали.

Нашей принципиальной трагической ошибкой было то, что мы, народы, живущие в Северной Атлантике, жители побережья, которые добывают пропитание от моря в той же степени, как и от возделывания земли, считали само собой разумеющимся, что присущее нам стремление к свободе, связанное с тем, что мы в демократии обрели такую форму жизни, которая обеспечивает постоянную возможность осуществления разнообразных устремлений людям, живущим у моря, этим мятежным морским душам, — что это стремление к свободе, равенству и братству присуще и всем остальным людям так же и в той же степени, как и нам самим. И мы стремились распространить среди других народов те принципы, которые были так важны для нас самих. Хотя порой нам приходилось вести кровавые битвы, чтобы завоевать то или иное право и утвердить свободу.

При этом мы всегда стремились строить, совершенствовать наше общество путем мирного сотрудничества разных слоев населения, пытались решать все наиболее важные проблемы на народных собраниях, народных форумах. Те эксперименты, которые в настоящее время проводятся в некоторых странах с целью сделать общество полностью единообразным, искоренив многообразные человеческие типы, и целенаправленно формируют определенный, один-единственный человеческий тип, человека, у которого мозг становится лишь своего рода механизмом, принимающим распоряжения вышестоящих правителей, а мыслительная способность индивида становится подобием отростка слепой кишки, ненужным, не имеющим самостоятельного значения придатком, аппендиксом, — абсолютно непонятны нам, народам, живущим по берегам Атлантики. Мы отвергаем такие эксперименты как совершенно не отвечающие нашему историческому развитию.