— Скажи это. Скажи, что не знаешь будущего. Если хочешь моей клятвы, ты признаешься.

— Зачем?

— Я хочу знать, что в чем-то ты бессильна, — выплюнул он. — Значит, ты знаешь, что чувствую я.

Жар начал исходить от нее еще сильнее, пока пентхаус не превратился в сауну. Но потом, она сказала:

— Твоя судьба — моя. Я не знаю твоей дороги.

Он скрестил руки на груди, чувствуя, будто стоит на шатком стуле с петлей вокруг шеи. Мать. Твою.

— Я даю тебе слово.

— Возьми это и прими свое назначение Праймэйлом. — Она протянула тяжелый золотой кулон на черном шелковом шнурке. Когда Вишес взял его, она кивнула один раз, скрепляя их договор. — Я отправлюсь в путь, дабы известить Избранных. Мой секвестр кончается через несколько дней от сего. Потом ты явишься ко мне и будешь назначен Праймэйлом.

Ее черный капюшон поднялся без помощи рук. И прямо перед тем, как опуститься на ее сияющее лицо, она сказала:

— До нашей встречи. Всего хорошего.

Она исчезла без звука и движенья, растаяв в воздухе.

Ви подошел к кровати прежде, чем подогнулись колени. Когда его задница рухнула на матрас, он уставился на длинный, изящный кулон. Украшение было древним, с иероглифами на Древнем Языке.

Он не хотел детей. Никогда не хотел. Хотя при таком раскладе, он был не более чем донором спермы. Ему не придется быть отцом для них, к его облегчению. Он рожден не для такой фигни.

Запихнув кулон в задний карман кожаных штанов, он уронил голову на руки. К нему пришли видения о его юности в военном лагере, воспоминания были ясными и четкими, как стекло. Непристойно выругавшись на Древнем языке, он потянулся за курткой, вытащил телефон и набрал быстрый дозвон. Голос Рофа раздался на линии, и на заднем фоне послышалось жужжание.

— Есть минутка? — спросил Ви.

— Да, в чем дело? — Ви ничего не ответил, и голос Рофа стал еще ниже. — Вишес? Ты в порядке?

— Нет.

Послышался шорох, и голос Рофа донесся на расстоянии:

— Фритц, ты можешь зайти и пропылесосить чуть позже? Спасибо. — Жужжание прекратилось, захлопнулась дверь. — Говори.

— Ты… э, ты помнишь, когда последний раз напивался? В смысле, напивался в стельку?

— Черт… эээ… — Во время паузы Ви представил, как черные брови короля скрываются за его очками. — Боже, по-моему, это было с тобой. Тогда, в начале девятнадцатого века, ведь так? Семь бутылок виски на двоих.

— Вообще-то, их было девять.

Роф рассмеялся.

— Мы начали в четыре дня, и пили… сколько, четырнадцать часов? После этого я провалялся весь день. Сотни лет спустя, я все еще, как с похмелья.

Ви закрыл глаза.

— Помнишь, когда наступил рассвет, я, эм… сказал тебе, что никогда не знал своей матери? Понятия не имел, кем она была, и что с ней стало?

— В основном туманно, но, да, припоминаю.

Боже, они оба так нажрались в ту ночь. Перепили сами себя. И только по этой причине он сболтнул, пусть даже самую малость, то, что роилось в его мозгу двадцать-четыре часа, семь дней в неделю.

— Ви? Что происходит? Это имеет что-то общее с твоей мамэн?

Ви откинулся на кровати. Когда он приземлился, кулон в заднем кармане впился в задницу.

— Ага… я только что встретил ее.

На Другой Стороне, в святилище Избранных, Кормия села на койку в своей белой комнате, белые свечки горели позади нее. Она была одета в традиционную белую мантию, ее босые ноги касались пола, а руки были сложены на коленях.

Ожидание.

Она привыкла ждать. Это была сущность жизни в качестве Избранной. Ты ждала, чтобы принять участие в назначенных ритуалах. Ты ждала, когда появится Дева-Летописица. Ждала, когда Директрикс даст задания, чтобы выполнить их. Ждала с грацией, терпением и пониманием, чтобы не опозорить традиции, которым служила. Здесь ни одна сестра не была важней другой. Как Избранная, ты была частью целого, отдельная молекула среди прочих, составляющих действующий духовный организм… и необходимый, и полностью ненужный.

И проклята будет та, кто провалит свои обязанности, дабы не оказывать пагубного влияния на остальных.

Но сегодня ожидание стало неотвратимой ношей. Кормия согрешила и ожидала своего наказания.

Очень долго она хотела, чтобы к ней пришло ее превращение, в тайне нетерпеливо ждала его, но не во благо Избранных. Она хотела полностью познать себя. Хотела ощутить смысл, в своем дыхании и в биении сердца, смысл, имеющий отношение к ней как личности в этом мире, а не как к спице в колесе. Превращение стало бы ключом к ее личной свободе.