— Почему поздно?

— Да потому, что ребенок уже на подходе. Дыши, как тебя учили, через минуту-другую я попрошу тебя подтолкнуть его.

И вновь ее пронзила боль. Кто-то смахнул пот со лба. Обернувшись, Элен увидела плывущее над ней в туманной дымке смуглое лицо Палмерса.

— Ник,— пробормотала она, но мужчина покачал головой.

— Не разговаривай. Прибереги силы для ребенка. Все в порядке: я с тобой и не оставлю тебя.

Если бы так! Лицо его снова уплыло. Слишком поздно. Она уже ничего не успеет сказать. Непреодолимое желание вытолкнуть все из себя овладело ею... Она увидела ободряющий кивок акушерки... Через несколько минут ребенок появился на свет и немедленно громко возвестил о своем приходе.

— Девочка,— сказал Николас нежно, наклонившись над Элен.— Красивая девочка.

И Элен разрыдалась.

Ребенка положили ей на грудь, и она испытала доселе неведомые противоречивые чувства: полной физической опустошенности и триумфа, волшебного триумфа.

— И папа может подержать ее минутку.
– улыбнулась акушерка.

Элен и теперь ничего не сказала, молча глядя на уютно устроившуюся у ее груди маленькую темную головку. Неподходящая минута для объяснений. Нет, только не сейчас.

— У вас прекрасная здоровая девочка,— сказала акушерка.— И вес хороший, если учесть, что она родилась раньше срока.— Женщина улыбнулась молодой матери.— Так, может быть, вы передумаете насчет удочерения, раз отец ребенка снова с вами?

Мир перевернулся!

Элен бросила взгляд на Николаса. Глаза его застыли, как арктический лед. Он знает, подумала Элен с внезапной вспышкой прозрения, знает, что он отец ребенка.

— О каком удочерении речь? — тихо спросил Палмерс.

Акушерка казалась сконфуженной. Что-то не так между этими двумя красивыми молодыми людьми. В замешательстве она отошла к умывальнику и стала намыливать руки.

— О каком удочерении речь? — повторил мужчина. Лицо его превратилось в застывшую маску гнева.

У Элен не было слов, и она смогла только кивнуть.

Итак, дороги назад нет.

— Да,— сказала молодая мать решительно.— Я хочу, чтобы девочку удочерили.

— Понимаю,— сказал Ник так мрачно, что она похолодела.

Элен ждала чего угодно, но только не безразлично-холодного укоризненного кивка.

— Отдохни,— сказал он коротко,— я вернусь позже.

Эти слова прозвучали как смертный приговор. Элен покормила малышку, и они обе уснули. Когда молодая мать проснулась, ей принесли чашку крепкого чая и хлеб с мармеладом. Потом она умылась, и медсестра помогла ей причесаться.

— Постарайся выглядеть посимпатичнее перед своим приятелем,— поучала она Элен и конфиденциально сообщила: — Я не могу выдворить отсюда студенток медучилища — они готовы умереть, только бы увидеть его снова.

Элен попробовала улыбнуться и не смогла, нижняя губа предательски задрожала. Сестра понимающе кивнула.

— Я знаю, так бывает. Чувствуешь себя немного подавленной? Не печалься, дорогая.— Она положила под спину Элен подушки, чтобы той было удобнее.— Это совершенно естественное состояние после родов.

Кинув взгляд на спящую малышку, сестра спросила:

— Решила, как ее назвать?

Элен проглотила комок. Она уже обсуждала этот вопрос с доктором. Фактически не имело никакого значения, как она назовет ребенка, потому что приемные родители сами дадут девочке имя. Элен взглянула на колыбельку. Даже если ей хочется назвать новорожденную Эвелин или Нормой эти два имени очень нравились Элен, дочка в итоге окажется Маргарет или Оливией.

Должно быть, она задремала, потому что, открыв глаза, на краю постели увидела Николаса. Он внимательно смотрел на девочку и был целиком поглощен этим занятием. Наверное, почувствовал, что Элен не спит, и перевел взгляд на нее. Вся нежность разом испарилась из его глаз.

— Николас,— начала она, но Палмерс остановил ее решительным жестом, брезгливо поморщившись.

— Оставь,— скупо произнес он.— Довольно с меня твоей лжи. Она моя дочь, не так ли?

— Ник...

— Так?

Элен без сил упала на подушки.

— Да, она твоя дочь.

Казалось, ее признание, высказанное вслух, потрясло мужчину, хотя он обо всем догадывался. Николас посмотрел Элен в глаза, и выражение острой боли, обиды и отвращения в его взгляде ранило ее в самое сердце. Он медленно, словно никак не мог взять в толк ее слова, покачал головой.

— Ты все время об этом знал, не так ли? — еле слышно спросила она.— Так почему до сих пор молчал?

Губы его вытянулись в жесткую тонкую линию.

— Ты, может быть, и не слишком высокого мнения обо мне, Элен Нортон, но я не до такой степени негодяй, чтобы обсуждать проблему отцовства, когда у женщины начались роды.