Последние абзацы главы описывают конец тьмы, которая накрыла Землю, и тут впервые появляется угроза, которую именуют Вукуб-Какиш.

Облачно и сумрачно было тогда на поверхности земли. Солнца еще не существовало.

Но тем не менее было (на земле) существо, звавшееся Вукуб-Какиш, и было оно очень надменным.

Небо и земля, правда, существовали, но лики солнца и луны были еще совершенно невидимы.

И (Вукуб-Какиш) сказал: «Поистине, они — ясный образец тех людей, которые потонули, и их природа есть природа сверхъестественных существ».

«Я буду теперь великим над всеми существами, созданными и сотворенными. Я есмь их солнце, их свет и их луна, — воскликнул он. — Да будет так! Велика моя блистательность! Из-за меня будут люди ходить и стоять. Потому что мои глаза из серебра, широкие, сверкающие, как драгоценные камни, как изумруды; мои зубы блистают подобно замечательным камням, подобно лику небес. Мой нос сияет издалека подобно луне, мой трон — из серебра, и лик земли озаряется, когда я прохожу перед своим троном!»

«Итак, я солнце, я луна для всего человечества. Да будет это так, потому что я могу видеть очень далеко».

Так говорил Вукуб-Какиш. Но Вукуб-Какиш не был в действительности солнцем; он лишь возгордился из-за своих перьев и своих богатств. И видеть он мог только до той линии, где небо соединяется с Землей; не мог он видеть всего мира.

Лик солнца еще не появился, и лик луны также; не было еще звезд, и заря еще не занималась. Поэтому Вукуб-Какиш и гордился, как будто бы он был солнцем и луной; потому что солнце и луна не проявили еще своего света, еще не появились…

В этом отрывке есть несколько подсказок, которые помогут расшифровать ранее упомянутый катаклизм. «Облачно и сумрачно было тогда на поверхности земли. Солнца еще не существовало». И дальше: «Лик солнца еще не появился, и лик луны также; не было еще звезд, и заря еще не занималась».

Можно предположить только две причины появления тучи пепла, способной укутать всю планету и отсечь солнечные лучи. Это удар астероида, равный тому, что упал на Землю 65 миллионов лет назад, и второй — это извержение супервулкана, больше известного как кальдера. В обоих случаях результат одинаков — временное прекращение фотосинтеза, а затем массовый голод и ледниковый период.

В любом случае майя записали события, которые происходили на земле, скованной льдом: «Небо и земля, правда, существовали, но лики солнца и луны были еще совершенно невидимы». И Вукуб-Какиш сиял для людей, которые «потонули, и их природа есть природа сверхъестественных существ». Потоп можно объяснить таяньем ледников.

Первое же описание Вукуб-Какиша открывает его злобную природу: «был он очень надменным». Надменность — черта, присущая человеческому эго, а эго отвечает за темную часть человеческого существования. Слово «Свет» по отношению к Вукуб-Какишу означает власть, в его случае — власть интеллекта, позволившего Вукуб-Какишу манипулировать людьми, пережившими катастрофу: «Я буду теперь великим над всеми существами, созданными и сотворенными. Я есмь их солнце, их свет и их луна».

Высокомерие Вукуб-Какиша подтверждают следующие строки: «Итак, я солнце, я луна для всего человечества. Да будет это так, потому что я могу видеть очень далеко». И все же, при всей его силе и высокомерии, люди знали, что его злобная сила не от Бога: «Так говорил Вукуб-Какиш. Но Вукуб-Какиш не был в действительности солнцем; он лишь возгордился из-за своих перьев и своих богатств». Автор намекает на то, что у Вукуб-Какиша есть своя ахиллесова пята: «И видеть он мог только до той линии, где небо соединяется с Землей; не мог он видеть всего мира». Это сыграет свою роль в последующих главах.

В целом, «Пополь Вух» описывает мир, в котором человечество погибло от глобальной катастрофы. Каким-то образом племя киче-майя прибыло в этот мир в конце ледникового периода, но встретилось со злобным полубогом. Однако как бы ни был силен Вукуб-Какиш, он не мог видеть все — и это крайне важно, поскольку должен был появиться великий воин, чтобы бросить вызов злобному повелителю и освободить народ майя.

Страх толкал его на грань сумасшествия. Страх нашептывал нечто невнятное воспаленному мозгу, рыскал в темных уголках сознания. Прятался под кожей, душил способность связно мыслить. Страх, ранее блокированный лекарственными препаратами, вернулся к сценам, которые ядовитыми иглами впивались в его искалеченную психику: Менгеле в своей лаборатории в Аушвице ставит эксперименты над близнецами; католический священник смотрит на них дьявольскими глазами поверх скамей опустевшей церкви. Каждое видение вызывало вопль ужаса — новый штрих картины его нового существования, новой личности, плотно окутанной ужасом.