И я бы охотно это сделал, тем более что для меня он не просто дворник, а е_е дворник. Но... внутренняя сила гонит вперед и заставляет меня почти механически выполнить приветствия и, не закончив их, бежать.

Таким образом, потребность ускорить свидание с Софьей покрывает малую задачу 2a1, которая растворяется в предыдущей задаче 2а и превращается в механическое действие.

Вот я со всех ног бегу по большому двору к подъезду.

2а2) Надо скорее разбудить сонного Фильку — швейцара.

Вот я схватился за ручку звонка и изо всех сил дергаю ее. Жду, снова звоню.

Я не могу остановить движения руки, хотя и понимаю, что рискую оборвать проволоку.

Вот знакомая дворовая собачонка Роска визжит и ластится у моих ног. Это ее собачка.

2а3) Хочется поздороваться и с собачкой, хочется поласкать своего старого друга, тем более что это е_е собачка.

Но время не терпит, надо звонить. И эта задача покрывается предыдущей, 2а2.

Вот наконец отворяется дверь, и я вбегаю в сени. Знакомая атмосфера окутывает и дурманит меня. Внутренняя сила еще больше толкает меня вперед и не дает мне времени, чтоб осмотреться. А тут новая задержка. Филька приветствует меня своим лошадиным ржанием.

2а4) Надо поздороваться и с ним, обласкать и его, обменяться и с ним приветствиями.

Но и эта задача покрывается более важной и превращается в механическую, то есть в потребность ускорить свидание.

Я бросаюсь вперед, наскоро пробормотав что-то Фильке. Я прыгаю через четыре ступени. Вот я уже на средней площадке и там сталкиваюсь с дворецким и с ключницей. Они пугаются моей стремительности и столбенеют от неожиданности встречи.

2а5) Надо поздороваться и с ними; надо расспросить о Софье: где она? здорова ли? встала ли?

Чем ближе к конечной цели стремления, тем сильнее тяга к ней. Я почти забываю о приветствии и вместо него кричу:

— Барышня встала? Можно?..

И, не дождавшись ответа, бегу по знакомым комнатам, по коридору... Кто-то кричит мне вслед; кто-то догоняет. Вот я остановился и начинаю понимать.

— Нельзя? Одевается?

Все силы употребляю на то, чтоб сдержать волнение и восстановить нарушенное дыхание.

Чтоб унять мучительное нетерпение, я топчусь на месте. Кто-то бежит с визгом навстречу. — А? Лиза?!

Вот она тянет меня за рукав, и я иду за нею. Тут что-то случилось. Я теряю себя, не сознаю, не помню! Сон?! Вернувшееся детство ?! Видение?! Или радость, которую я знал когда-то раньше в этой или прошлой жизни? Должно быть, она! Но я ничего не могу сказать о ней. Я знаю только, что предо мною Софья. Вот о_н_а. Нет, это лучше, чем она! Это д_р_у_г_а_я!

Само собой, естественно рождается новая задача.

2Б) Хочу поздороваться, хочу приветствовать это видение! Но как? Для этой прекрасной расцветшей девы нужны новые слова, новые отношения. Чтобы найти их

2б) Надо внимательно рассмотреть Софью, увидеть знакомые и милые черты, оценить перемену, происшедшую за время разлуки.

Я впиваюсь в нее взглядом и хочу разглядеть не только ее чудную внешность, но и самую душу.

В эту минуту в мечте я вижу перед своим внутренним взором прелестную молодую девушку в костюме 20-х годов. Кто это? Знакомое лицо! Откуда оно взялось? С гравюры? С портрета или из воспоминаний жизни, мысленно переодетое в костюм эпохи.

Всматриваясь в воображаемую Софью, я чувствую правду в этом взгляде. Должно быть, и сам Чацкий смотрел на Софью с таким же ощущением сосредоточенного внимания. К этому примешивается какое-то чрезвычайно знакомое мне чувство не то растерянности, не то неловкости.

Что это за ощущение? Что оно напоминает? Откуда оно взялось?

Догадываюсь. Это было очень давно. Почти ребенком я познакомился с девочкой. Кругом шутя говорили, что мы — пара, жених с невестой; я конфузился и после долго мечтал о ней; мы переписывались. Прошло много лет. Я вырос, а она в моем воображении осталась той же девочкой. Наконец мы встретились и сконфузились, так как не ожидали увидеть друг друга такими. Я не мог понять, как надо говорить с такой, какой она стала. С нею надо говорить иначе; не знаю как, но не так, как раньше... Вот эта неловкость, растерянность и искание новых отношений вспомнились мне теперь по аналогии. Живое воспоминание греет живым чувством мою артистическую мечту, заставляет сердце биться и ощущать подлинную, реальную правду. Чувствую, как внутри меня что-то как бы прицеливается, ищет подхода, устанавливает новые взаимоотношения с новым для меня, чужим и вместе с тем близким объектом. Эти прицелы также дышат правдой, греют чувство и оживляют созданный в воображении момент встречи.

В эту секунду повторился какой-то момент из моего детства. Когда-то я так же стоял перед нею, объятый таким же неведомым восторгом, а кругом валялись разбросанные в беспорядке игрушки. Больше я ничего не знаю об этом моменте, а он так глубок и важен. Я, как и тогда, мысленно опускаюсь перед нею на колени, сам не зная для чего, хотя и сознаю, что это театрально! И я вспомнил при этом картинку из детской книги сказок. Там, на ковре самолете, стоял на коленях, как я теперь, какой-то молодой красавец, а перед ним — такая же, как она, прекрасная дева.